Начало игры;
20:25.

- Мам… мам? С тобой там всё в порядке?
Женщина, кажется, напрочь забыла про зажатый между плечом и ухом мобильный телефон, и только девичий голос на другом конце заставил её вздрогнуть и выйти из транса. Она сама позвонила дочери, чтобы та следила за своей младшей сестрой и не давала той переживать по поводу происходящего. На самом деле это была провальная затея. Этого маленького вундеркинда даже родной отец не мог порой урезонить, что и говорить о практически чужом создании? Малышка наверняка начнёт нервничать и порываться «найти папу». А папа пропадает на работе по какой-то причине, несмотря на то, что происходящее вокруг никак не располагает к подобному.
- Всё хорошо, - Маргарет улыбается в стерильную чистоту помещения, не сводя глаз со своего мужа, - наш папа просто не чтит закон, и трудится в свой законный выходной.
- Приезжайте домой. Я тебе скажу, где нет пробок?
- Что?.. А, да… конечно.
Девушка в телефоне берёт паузу, а Маргарет тем временем встаёт с места и выглядывает за дверь лаборатории в коридор. Неподалёку от кабинета сидит её единственный родной сын Чарли. Он неподвижно глядит в стену, сложив руки на колени и выпрямив спину. Что-то слушает, чего-то ждёт. Мать, чтобы хоть как-то сгладить его напряжение, всё-таки выходит из прохладного помещения, приглаживает волосы мальчику и приобнимает его за плечи. Тот жёстким манекенем приваливается к боку матери и едва ощутимо ёжится. Хоть здесь и не слышно выстрелов, да и стены кажутся достаточно надёжными, любому не по себе, когда вне этого помещения происходит самая настоящая бойня.
- У меня такое ощущение, что все дороги нарочно перегородили. Мам, может, на метро? – голос дочери звучит очень неуверенно, но она не станет предлагать что-то просто так.
- На метро?..
- …чтобы нас убили на подходе к станции, - мрачно проконстатировал Чарли, утыкаясь на этот раз лицом в бок матери.
- Чш, нас никто не убьёт. Этой ночи стоит бояться только тем, кто сделать что-то плохое. Ты ведь никого не обижал? – потрепав мальчишку по голове, Маргарет возвращается к разговору. – Я боюсь, что мы вправду не успеем добраться до станции. Наземное вроде не ходит, да? Дождусь отца, и мы поедем все вместе. А там как повезёт.
- На Уилшире забито всё.
- Я хорошо знаю этот город. Обещаю, мы доедем без проблем. В конце концов, у нас на машине висит эта чёртова наклейка, что он поддерживает Судную Ночь.
- Это глупо, - Чарли снова подал голос.
- Это необходимость, - Маргарет не отпускает его из объятий и уже нетерпеливо оборачивается на дверь. Судя по звукам, в больнице и впрямь не было ни души, как предписывали правила. А что, если их «засудят» за то, что они проторчали в госзаведении  так долго? О, чёрт. Не время для таких мыслей.
- Пожалуйста, будьте осторожными. У нас пока спокойно. У некоторых соседей даже не горит свет.
Маргарет пытается улыбнуться, продолжая рассеянно поглаживать своего сына:
- Мы скоро будем. Проследи за Эшли.
- Обязательно. Берегите себя.
Женщина, даже не попрощавшись, нажимает на «отбой», отстраняет от себя ребёнка и крайне решительно возвращается в кабинет. Нет, он серьёзно? Возиться со своими пробирками тогда, когда под угрозой жизнь собственных детей? О чём только он думает?
- Мальком, я не знаю, чем ты, чёрт возьми, занят, но будь любезен бросить всё это и отвезти нас домой.
Если начнутся возражения или мольбы вроде «ещё пять минут», то Маргарет просто схватит этого лунатика за шкирку и закинет в багажник автомобиля. Это несерьёзно. Пускай ситуация в городе ещё не достигла анархической черты, жертв было достаточно, чтобы начать беспокоиться. Неровен час, что и до их района дойдёт эта буря.

Отредактировано Margaret Sandins (2014-07-11 04:07:06)

Когда компания из четырех человек выбралась на парковку, всем казалось, что из затеи ничего не получится. Здесь почти не было машин. Попасть в салон любой из них не было проблемой, а вот завести без ключа... Практически никто в ЛА не оставляет ключи в автомобиле. Такое, наверное, случается только в кино или у кромешных идиотов без инстинкта самосохранения. Впереди шел Айден - он был негласным лидером их четверки и откуда-то знал, как себя вести в опасной ситуации. Именно поэтому сразу следом за ним бодро шагала Кэссиди, как ответственная за каждого пациента (и даром, что она была всего лишь медсестрой). Ее сестра, Камилла, помогала идти страдающему головной болью Биллу, а тот держался за голову и только хрипло постанывал. Айден сказал, что им нужно добраться до бункера у него дома, там безопасно. Здесь же никакой видимой защиты от нападения извне не наблюдалось. Вопрос только в том, где взять транспорт.
- И что будем делать? - спросила Камилла, однако ответ на ее вопрос нашелся сам собой.
Из дверей пожарного выхода показалась троица - врач из клиники, женщина и ребенок. Видимо, его семья.
- Доктор Леви! - Кэссиди кинулась к нему. - Доктор, Вы уезжаете? Возьмите нас с собой, прошу вас. Здесь небезопасно.
- Стоп, стоп. Это не наш ли врач? - Айден пошел за ней и приблизился к мужчине. - Вы что это, собрались свалить и бросить нас всех здесь? А как же клятва Гиппократа и прочее? Так ты печешься о пациентах, док?
- Айден, я прошу тебя, не надо... - медсестра попыталась успокоить его, но тот будто с цепи сорвался.
- Отвали, мамаша! - Айден грубо оттолкнул ее и вытащил из внутреннего кармана скальпель, целясь в грудь доктору. - Пускай мне в лицо скажет, что бросает нас здесь и валит со своим семейством домой, а потом засунет свой диплом себе в задницу! Как тебе такая идея, доктор? - не дожидаясь ответа, взбешенный мужчина бросился на врача, метя скальпелем ему в горло.

- Мэри, - Мэл аккуратно положил руки на предплечья жены так, будто вся стрессовая ситуация ей только казалась, а на самом деле ничего страшного не происходит. - Все хорошо, родная. Ничего страшного не происходит.
Малкольм умел убеждать так, как это делали другие вампиры, но не любил пользоваться своей властью над Маргарет. Правда, когда она кидалась защищать его, грозясь при этом превратиться в смертоносную фурию, прибегать к запрещенным приемам было просто необходимо. На самом деле Мэл знал, что будет чувствовать себя паршиво от того, что он сейчас сделал, так как сама мысль о том, что теперь эта прекрасная женщина от него зависит целиком и полностью, была ему невыносима. Если бы не крайняя необходимость, он бы ни за что не сделал этого с ней. Даже тогда, когда Маргарет еще была для него всего лишь пациенткой, он знал, что иначе ее не спасти, что она просто умрет без поддерживавшей ее все это время силы. Уже тогда он знал, что если сделает это, то обречет Маргарет на существование рабыни, и до сих пор он не знал, поступил ли правильно. Мэри сказала всего один раз, что он все сделал правильно, и не должен ни о чем жалеть, но, как говорится, сердцу не прикажешь. Все-таки, Мэл был слишком мягким.
- Садись в машину, ладно? Я разберусь.
- Мам? - испуганно позвал Чарли из салона авто.
Он бережно, но настойчиво подтолкнул жену к машине, после чего в свою очередь загородил ее собой и поправил пиджак, становясь похожим на того вампира из Вентру, который, капризно вздернув нос, давал добро на присоединение Мэла к Камарилье.
- Слушайте сюда. От того, что мы здесь стоим и разглагольствуем, безопаснее не станет. Вы - мистер... эээ... - Малкольм указал на мужчину, который только что угрожал ему скальпелем. - Простите, не помню Вашего имени. Вы угрожали мне и моей жене, потому я не могу Вас с собой взять. Вы вполне можете укрыться в больнице - комната МРТ сойдет за бункер, если прикатите к двери аппарат. Только не повредите, умоляю, он бешеных денег стоит. Остальных смогу подвезти. Мы едем в Беверли Хиллз, могу высадить там. Хоть сколько-то безопаснее, чем здесь.
Мэл, моргнув, присмотрелся к аурам людей, отчаянно надеясь, что в их мыслях не осталось агрессии. Все четверо испытывали страх, и Мэлу было бы их жаль, если бы не человек, на него напавший - его аура светилась гневом. В протвном случае Мэл с удовольсвием взял бы с собой и его. Нормальный отец семейства, конечно, в любом случае оставил бы бунтаря на произвол судьбы, опасаясь за сохранность родных, но Мэл и Мэри могли обезвредить безоружного пациента, если что.
- Кэссиди, проводи свою сестру и этого джентльмена в машину, пожалуйста, - Мэл сунул голову в салон автомобиля. - Чарли, подвинься к окну, пожалуйста.
- А Вы, мистер, - Малкольм уставился на человека со скальпелем. - Будьте добры, отправляйтесь обратно в больницу.
С этими словами Мэл подтолкнул перепуганную Кэссиди под локоть в машину и поманил остальных двоих, не сводя взгляда с нападавшего.

На счастье, больше никто не стал творить беспорядки. Тремер выпрямился и поправил чуть задравшиеся рукава рубашки, глядя на то, как ругающийся на все лады бунтарь покорно шагает обратно в сторону лестницы. Мэл почувствовал себя до одури неловко, как и всегда, когда применял свои способности на ком-либо кроме подопытных крыс. Что-то вроде смеси из восторга от того, что он может, и стыда, вед так поступать нечестно. Никто никогда не упрекал Малкольма в использовании Дисциплин, даже наоборот - это всячески поощрялось так или иначе. Сначала его просто принуждали это делать, а в последнее время лишь настаивали на том, что это принесет только больше пользы. Тем не менее, за все четыре года его не-жизни Мэл так и не утратил неприязни к своей сущности. На самом деле, он сильно сомневался, что когда-либо вообще перестанет тихо ненавидеть себя.
- Доктор, извините, Вы не могли бы подвезти мою сестру до Беверли Хиллс?
Сконфуженного Малкольма отвлекла Кэссиди. В ответ на просьбу Мэл кивнул и поспешил пропустить девушку в салон автомобиля. Чарли испуганно забился в угол, чтобы сидеть как можно дальше от незнакомого человека; впрочем, сама Камилла повела себя точно так же. Мэл хотел было попросить ее не становиться ногами на сиденье, но махнул на это рукой. Захлопнув дверь, он поспешил сесть за руль. Медсестра и ее спутники быстро вылетели у врача из головы. Наконец-то они были в пути. Возможно, это должно было вселить уверенность в том, что все будет хорошо, и немного успокоить, но сам Малкольм только больше напрягся. Ему хотелось как можно скорее оказаться дома, завесить двери амулетами миссис Бэйтс, уложить детей спать, а самому упасть на диван и приложить к гудящей голове лёд - и плевать, что это не поможет.
Больше всего его беспокоило то, что ехать им было далеко и довольно долго. А это означало, что по пути они вполне могут встретить кого-то куда более опасного, чем пациент клиники, вооруженный скальпелем. Малкольм был прекрасно осведомлен, что вампирам запрещено участвовать в Судной ночи, но точно так же он был уверен в том, что как минимум одной стороне наплевать на Маскарад. Кроме желающих учинить расправу над ближним людей и кровожадных вампиров на улицы города могли выйти и другие существа. Врач с ужасом перечислял в мыслях всех чудовищ, когда-либо созданных руками не-мертвых, включая гаргулий, химер и даже тварей. Книги Жозефины Бэйтс, которые она так любезно одолжила Малкольму для ознакомления, были просто переполнены самыми что ни на есть чудовищными ритуалами и описаниями экспериментов. Только погрузившись в изучение похитившего его из привычной жизни мира, Мэл обнаружил, что, оказывается, принадлежит едва ли не к самому смертоносному из кланов вампиров, и что от него, неоната, будут априори ожидать большего, чем от кого-либо другого. Так думать было, возможно, нескромно, но по книгам это было неоспоримым фактом, да и, просто оценив на глаз могущество миссис Бэйтс, можно было убедиться в правоте написанного.
Нет, принадлежность к такой могущественной линии крови Мэла совершенно не прельщала, так как Тремер больше подчинялись своему внутреннему кодексу, чем общепринятым правилам. Это еще не учитывая многих и многих других пренеприятных вещей. Единственное, что его радовало в этом всем - ему не запрещают жить, как он хочет, пока он придерживается основных правил.
Коротко вздохнув, Мэл достал телефон и проверил время, будто забыв, что на приборной панели авто тоже есть часы. Судная ночь только началась. Врач на ощупь нашел руку жены и несильно ее сжал, но почти сразу вернул ладонь на руль. За весь путь, проделанный ими до Беверли Хиллс, Мэл не проронил ни слова, и сделал остановку лишь у поворота на Беверли драйв, где обещал высадить случайного пассажира.
- Приехали, Камилла, - он отстегнул ремень безопасности и обернулся на растерянную девушку на заднем сидении. - Надеюсь, Вам отсюда недалеко добираться до дома.
Поколебавшись, Мэл открыл бардачок, достал оттуда пистолет и отдал ей, после чего кивнул на дверь авто:
- Бегите и не останавливайтесь, пока не окажетесь дома.
Дождавшись, пока Камилла безропотно выполнит его приказ, Мэл вырулил на Беверли драйв и погнал вперед теперь уже без лишних остановок.

to: Beverly Hills | Ashley Rose Leavie, Malcolm Leavie

Chinatown >> Temple
21:00
Машину потряхивало без соблюдения какого бы то ни было ритма: Азарий зачем-то попробовал угадать периодичность, но благополучно сбился. Ему хотелось выглянуть по-собачьи в окно, чтобы разобраться, действительно ли хаос завладел городом или остались нормальные районы, люди в которых, доверяя правительству, предпочитают ценить жизнь свою и ближнего.
Любой поворот головы или попытка изменить положение отзывались приступом дикой тошноты и боли. Сотрясение имелось точно. Зари, чтобы отвлечься от ноющих ощущений, промотал магнитофонной лентой дикторскую зарисовку на тему летальных последствий от различных ударов. Затем переключился на уголовное право и оценивание ситуации, согласно законом разных штатов и стран. В итоге студент пришёл к выводу, что числа боятся дискомфорта и не собираются вспоминаться. Прощай, дорогая сессия. В принципе, можно докупить сдачу предметов в академии, когда выпишется из больницы. Деньги в заначке есть.
Девушку пострадавший слушал с редкими признаками сознательности, продолжая сверлить напряжённым взглядом верх салона и приложив ладонь к правому виску. Верно, они приехали в больницу. Сорен решила спасти человека. Замечательно, если бы не «но».
«Госпиталь…анализы крови. Они будут в пределах нормы?..Чёрт, раскалывается… О чем я? Хм. Не факт, что будут делать биохим, а если обычные тоже выявят манипуляции Викоса?» - мысли нашаривали выход и тотчас теряли. Лежать и терпеть – не столь критично, если бы машина была своя, а на улице – другая ночь.
Признаться попутчице, что в больницу ему нельзя? Итальянец не мог рисковать тем, что, по логике вещей, не должен был знать. По голосу и укусу, который Бьянки видел из потасовки (дальше обзор благополучно закрыли), Велл относилась к ночным жителям. Баш на баш? «Ничего не видел, если ты не проговоришься о моём секрете»?  Как-то неестественно и книжно.
Обезболивающее не имело мгновенного эффекта, зато дарило лучик надежды в царстве беспроглядной тьмы Даунтауна. Заодно из состояния равновесия (смешно говорить о подобном в данной ситуации) выбивал звук собственного дыхания: сопяще-хлюпающий и злорадно-мультяшный, как у героя ужасов. Слава Богу, относительно тихое. Губа оказалась тоже разбитой, что выяснилось при попытке запить таблетки. Замечательно вляпался, ничего не скажешь.  Парень запустил руку в карман и нашарил ключи. Брелок-слонёнок улыбался зашитыми глазами. Матери его привезли откуда-то из Тайланда, подруга. С собой не было даже телефона, чтобы связаться, проверить, как она, сообщить, чтобы не волновалась.  Азарию всегда был характерен странный вид оптимизма «не помер – жизнь прекрасна».  Девушка беспокоилась сильнее, чем он сам. Видимо, до него пока не доходил трагизм ситуации.
Её крики доносились уже откуда-то со стороны. Удары по дверям. За завесой шума, появившегося при неудачной встрече с капотом, Зари слышал неясно. Сидение рядом пахло псом, храбро сражавшимся за хозяйку. «Он не думал о смерти, он защищал. Так и надо. Людям бы поучиться…». Печально лежать на месте погибшего, пусть недавно встреченного, но бывшего на одной с парнем стороне товарища. Совсем угнетающе.
Шестое чувство подсказывало прислушаться к звукам на парковке, забирающимся в разбитые окна «Тойоты».

Зари всё-таки смог подняться. Восхождение на Эверест казалось ему раньше менее трудоёмким процессом, чем медленное вскарабкывание вверх по сиденью чужой боевой Тойоты. Запах, заползающий в нос,  давил морально. Пса было не жаль, как-то иначе, но название чувству Бьянки успешно забыл.  Зря он забыл и мобильный телефон:  как уберут ограничение, надо будет связаться с матерью и сказать, что  задержится на работе или у друга, отговорка всегда срабатывала. Почему-то,  полусидя и наблюдая через стекло за Сорен, колотившей в двери медицинского центра,  Мышь думал, понравилась ли Судная Ночь извергу и ему подобным. Кровь, жестокость. Не человеческое ли это? На машину напали  трудные дети, чёртовы «цветы жизни» с рожами конченных имбецилов. Они же убили несчастного пса. Мир жесток, однако жесток уже тысячи лет. Значит, так надо. Значит, Господь даёт испытания, чтобы отделить зёрна от плевел.
Странно. В сидящем положении удалось найти угол наклона, при котором тошнота не прошла, хотя бы перестала подкатывать с флагом «дайте мне пройти немедленно, я танк!».  Мелочь из кармана  рассыпалась по полу машины, собирать её Азарий не рискнул: во-первых, осколков стекла было больше, чем монет, а во-вторых – не встанет обратно. К тому же зачем эти комплекты еды для таксофона, если до конца «мероприятия» связь, как парень подозревал, не работает и в общественных местах, не только у мобильных операторов. В принципе, можно было бы совершать звонки по SIP или VoIP с переходом искусственным в другую зону, но планшет был лишь у Сорен, да и думать настолько глубоко у студента неособо выходило.  Досчитав мысленно до десяти, бывший смотритель кладбища нажал на дверцу и с видом совершения первого шага на Луну высадился из машины. Медленными шагами, измеряя поверхность металлического гроба руками, он добрался до конца капота. Дальше возникла проблема ввиду отсутствия опоры.
На помощь ему пришла вновь благодетельница. Она, заметив передвижения Зари, помогла ему дойти до крыльца и усадила в найденное где-то кресло.Фактически, ей пришлось тащить попутчика на себе до каталки. Видок у Сорен был не лучший. Очки, а чёрные очки ночью уже наталкивают на мысли, не сильно скрывали изменения.  Ещё тогда он понял, что девушка – из ночных жителей, а потому любые вопросы и странности списывались на категоричное «нет». За годы сотрудничества с Сашей итальянец уяснил, что спрашивать можно об истории, о мире, но никак не о самих живущих вне времени. Просто не людского ума дело.  Девушке действительно не стоило показываться кому-то ещё. Парень поблагодарил спасительницу и, пропустив привычный кивок, попрощался. 
Голова кружилась, словно он катался на адской карусели. Теперь хулиганы не были страшны (впрочем, Азу страхи были, увы, вообще неведомы), скорее хотелось молиться, чтобы они пришли и добили. Не хотелось огорчать мать. Без сына она останется в чужой стране совсем одна.
Обезболивающее наконец-таки начало дарить приятную  отстранённость: боль становилась чужой и  находящейся где-то далеко. Если бы вестибулярный аппарат слушался – вообще замечательно.  Бьянки бы запросто «забил на всё» и пошёл домой. Перспектива свалиться в метро под поезд не волновала, вопрос был в том, чтобы дойти до станции. С другой стороны,  будучи слегка не в здравом уме, студент всё-таки понимал, что надо лечиться. Остановить кровотечение. Проверить, нет ли внутренних. Азарий откинулся на спину, напоминая жертву теракта или бомбёжки в военное время. Государство любит нас. Город гудел, всхлипывал редкими криками,  ветер нёс множество запахов. Судная ночь представлялась иной, с ангелами и прочими христианскими атрибутами.  Из-за обезболивающего хотелось спать. Шум складывался в единое месиво без определённого источника. Нос при дыхании хлюпал.  Лицо заплыло, и Зар  обозвал себя мистером големом, комком мыслящей глины.
Он продолжал смотреть в одну точку, когда рядом появилась медсестра. По началу итальянец принял её за вернувшуюся зачем-то Сорен, причём ошибку свою осознал лишь внутри больницы, на лестнице. Эпизоды мелькали, желудок сворачивался. Хотя ошибку повторил он и во второй раз, пусть Айден ничуть не напоминал брата  попутчицы. Собрав волю в кулак, находясь в кабинете, студент с титаническим усилием почти разборчиво произнёс «спасибо». Язык не слушался. Пожалуй, лучше изъясняться жестами.
Возникший вопрос он ими и выразил, постучав  указательным пальцем по левому запястью. Время.  Странно, что пришли на помощь. Но отлично. Есть добрые люди, милосердные сёстры. Он обязательно сходит в костёл, когда всё закончится, поставит свечку Марии и поблагодарит её за этих прекрасных женщин.  Лежа на каталке, Мышь почувствовал облегчение. От положения многое зависит. Не сказать, чтобы всё, по крайней мере, прекратилось ощущение постоянного падения.  Да, отличный выдался вечер.
Замерев, Бьянки будто задержал дыхание. Ему лез настойчиво вопрос.
- Вам страшно?

«В безопасности». Слова эхом отозвались в голове и несколько раз вернулись. Зари смотрел в потолок;  пока он лежал на спине лицом вверх кровь, из носа почти не текла. Дышал он размеренно, периодически хлюпал, забывался. Потом приноровился, считая вдохи и выдохи, словно внутри  обнаружился метроном. То ли обезболивающее влияло, то ли ритмичные действия, студента стало сильнее клонить в сон. Веки сами собой слипались, в разум прокрадывались сонные галлюцинации: причудливые звуки и цветные картинки, мелькающие в периферическом зрении. Иногда он слышал голоса одногруппников, их споры, когда лежал в постели дома. Врачи  называют нормой, так зачем беспокоиться. Есть в этих фантомах дня что-то уютное, привычное, позволяющее комфортно чувствовать себя не отделённым от общества.  Без мышей, правда, было одиноко. Азарий откуда-то знал, что они никогда не вернутся. Сейчас, в больнице, обстановка была безопасной. Словно нет никакой Судной Ночи, он просто неудачно упал и попал в госпиталь. Жизнь идёт своим чередом.
- Она…мормон. – Зари говорил сквозь наползающую дрёму, посему выпалить слова не удалось, что значительно придало «оттенок правдивости» в произнесённое. Он бы ни за что не выдал Сорен, да и кто поверит в ночных чудовищ? Лучше списать на отказ от медицинской помощи по религиозным соображениям.  У них в школе так умер один мальчишка: на естествознании от вида препарированных лягушек перенервничал, схватило сердце, приехавшей скорой родители высказали  твёрдое «Христос лишь спасёт, а вы – шарлатаны!» и везли домой уже труп. Верить надо в науку. Если людей создал Бог, то и научные достижения – под Его покровительством. Пастор повторял это достаточно часто, чтобы приход твёрдо запомнил и передал знакомым.
Он и не заметил, как закемарил. Подсознанию хотелось отдыха, не надо было стараться, чтобы уснуть. Потом ему пригрезился трубящий слон. Ревущий. Странно, разве слоны ревут? Азарий разлепил глаза. Потолок белый, как был. В палате –пусто. Сестра  куда-то делась. Пусто и тихо. Совсем. В фильмах ужасов именно с такой «стерильной» тишины начинаются основные события. Набрав смелости и воздуха в лёгкие, парень принял вертикальное положение. Перемещаться предстояло проверенным способом – вдоль стенки. Ноги не слушались и подкашивались, итальянец ощущал себя тряпкой. Сердце в груди, на удивление, билось очень медленно. Он замер у какой-то стоки, ища взглядом потенциальное оружие, чтобы помочь медсестре, если вдруг столкнётся с … чем угодно.  Ничего лучше швабры не нашлось.  Во-первых, она напоминала шест, которым можно при желании огреть. Во-вторых, на неё, как на клюку, можно было опираться. Свалив попутно на пол ведро, не преминувшее  с грохотом покатиться, Бьянки выглянул из палаты в коридор.  По спине непроизвольно пробежал холодок.
- Ау?..

Вместо медсестры ему ответил детский голосок — один из тех, которые располагают к себе закоренелых негодяев, заставляют почувствовать луч солнца. Дети — цветы жизни, как ни крути; их хочется защищать и оберегать. В людях заложено природой защищать слабого из своего рода, а в нарушениях этого правила виноват отход от животного состояния к порокам. По крайней мере, так говорил падре. Азарий за последние час-два подозрительно часто стал припоминать слова священника, сказывалось тяжёлое давление Судной Ночи. Интересно, почему не «День»? Не хотели богохульствовать? Разве братоубийство не будет грехом в любом случае? Суд вершили люди, не Бог. Однако на данный час в городе было предостаточно фанатиков, кричавших, что их направляет Господь. От подобных рассуждений становилось чересчур тоскливо. Может, получить визу и свалить на историческую родину? Вместе с матерью. Для начала — надо дотянуть до окончания ночи.
Зари обернулся на источник. Девочка лет семи-восьми, не больше. Милая, русая девчушка в больничном коридоре в адский день. Почему-то он запоздало понял, что из медицинского центра не вывезли больных, по крайней мере, не всех. И что дети LA будут в списках среди жертв; те, кто не должен вообще знать о жестокости. У девочки была кукла. Полная картинка для самого трагичного момента, если сейчас произойдёт нечто бесчеловечное, а в эту ночь сомневаться не приходилось: час от часу не легче.
- Здравствуй...те...- не столько от неожиданности, сколько от резко возникшего смущения произнёс парень. Ему было стыдно за всё подряд: за свой нелепый вид, за грохот, который он устроил, за идиотскую швабру. Он почувствовал себя нелепым и лишним, намного слабее и хуже вышедшей крохи.
Слово он прогундосил вполне разборчиво. Словно нашкодивший ребёнок, Бьянки опустил швабру и замялся, продолжая высматривать в коридоре других взрослых.
- Плости, - как бы итальянец не старался, дефекты в речи всплывали. - Сегодня здесь творятся жуткие вещи. - Он ладонью стёр с лица подсохшие капли, но скорее их размазал. - Тебе лучше спрятаться.
«Как бы объяснить, чтобы сильно не перепугать? Как рассказывать детям, что мы сегодня живём без закона? Бред выходит...Хорошо, что меня не боится хотя бы. Или плохо. Если бы я был не я». Студент вздохнул. Тупиковая ситуация. Он-то со сверстниками ладил натянуто, не то что с младшими...
- Меня зовут Зари. Прости, я споткнулся о ведро.
О да, звучит культурно и логично, браво. Бьянки сильнее смутился и стал теребить в руках несчастную швабру. Решив, что если подойдёт «с оружием», сделает хуже, мигрант аккуратно (попутно завалившись в сторону и чуть не впечатавшись головой в стену) приставил палку к дверной раме.
- Ты никого не видела?
Подойти он пока не решался, но шестое чувство подсказывало, что лучше запереть малышку спать, а самому встать на стрёме и отвлечь скорую беду. Параноик? Да, давно. Сегодня паранойя приобрела лишние черты, не более того.

Он растерялся ещё сильнее. Девочка проснулась из-за шума, произведённого непосредственно Азарием, но это было ясно раньше. Зато она вообще не знала о Судной ночи даже вне больницы, она была в том прекрасном возрасте, когда  злые дяди – мифически ужастики из книжек и Подкроватья. Она верила в людей. При всём своё христианском восприятии мира и отношении, Зари никогда бы не смог верить в людей настолько же, просто потому что был достаточно взрослым. Настолько взрослым, что мог быть жестоким сам. И что делать? Его охватила внутренняя паника – чувство редкое и мало знакомое, но достаточно сильное, чтобы громко сглотнуть. Бьянки реально не представлял, что делать с детьми. В принципе, нормальная  позиция для молодого мужчины. 
«Думай, - сказали мыши, подобравшись к среднему уху с внутренней стороны  и сложив лапки в подобие мегафона, - думай, что говорят маленьким девочкам и мальчикам. Думай, что говорили тебе».  Зари кивнул, опять же мысленно, трясти головой было не лучшим выходом, если он не хотел поцеловать пол. «Вы правы».
«Спросить, как её зовут?», -  парень сразу понял, что сморозил глупость:  крохам запрещают представляться незнакомцам. Для малышки он был достаточно рослым, чтобы подходить под правило, исключающее лишь сверстников.  На его счастье, девчушка представилась сама.
- Приятно познакомиться. – «…давай дружить?» Кажется, дети говорят так. А за маленькой пациенткой выкатилась капельница. Сердце облилось болью: ему всегда было скверно видеть юных, сражённых недугом. Сколько ни тверди о страданиях, ниспосланных сверху, детям – это излишне.
«А дальше?». Итальянец ждал: то ли ответа, то ли действий  ребёнка, то ли Армагеддона. И шёпот в висках сказал: «Кэссиди – не она ли принесла тебя? Ты её знаешь».
- Она отошла куда-то, когда я заснул. Лучше мы подождём здесь, как думаешь?
«Она смотрит на твой нос».  Мигрант машинально сдвинул брови. Не потому что ему был неприятен взгляд, хотя он догадывался, что далеко не принц и не красавчик. Потому что ему ответили. Мыши вернулись. Он был наивен, он считал, что изгнал их, но они сильнее. Его мыши умели разговаривать. Зато знали умные вещи. Жить намного проще, когда действия диктуют, марионетки не думают, когда не нужно принимать решений или загадывать последствия. Они не раскачивали черепную коробку и не скребли лапами -  это были новые,  абсолютно новые мыши. Не мешавшие, комфортные, правильные. Они не были лишними в его голове.
- Меня, как и тебя, разбудил шум, но другой. Показалось, что кто-то кричал. – Парень пожал плечами и прислонился спиной к стене. - Показалось.
В коридоре было тихо: сюда не доходил шум с улицы. Здесь ничего не напоминало о творящихся беспорядках, здесь смерть не была чем-то особенным. Даже для самых маленьких. Собственно, сколько младенцев мертво в утробе? Если повезло остаться, если повезло дожить, то зачем роптать? Если хочешь быть любим Господом и получить от него крылья амурчика, умри сразу.

- Пожалуй, ты права. - Девочка рассудила логично. Как Зари упустил из виду, что крик мог означать вовсе не врагов, а обычные больничные будни? Понятно, если бы дело происходило в школе или ином заведении, отличном от медицинского центра. То ли сон наползал на него из-за обезболивающего, то ли пора прекратить винить в собственных тормозах лекарства.
В общежитии было мало детей: многодетные семьи разъезжались за город, а кто оставался — их отпрыски бегали по улицам, заявляясь спать и то не всегда. Общение итальянца с подрастающим поколением вовсе было сведено на нет. Ещё в бытности смотрителем на кладбище он выработал привычку гонять расшалившихся детишек, посягающих на могилы в качестве места сборов и тусовок. Что насчёт большой итальянской семьи? Родственники за океаном существовали исключительно открытками на праздники.
Бьянки возразить не успел: в комнате с телевизором наверняка будет  больше желающих поживиться, чем в тихом крыле. Впрочем, если бы он успел, Ривер бы его не послушала, сделала вид, что не слышит или не разобрала. С девочками всегда так. Независимо от возраста.
Про разрешение смотреть девчушка была права: у Азария в голове витали мысли, совершенно не касающиеся выбора каналов. Большая часть была сосредоточена на мышах. Правду говоря, в побитой черепной коробке возникло целое противостояние: в грызунов летали кипы вопросов, фактов и неясной белиберды, а умные твари старательно отбрасывали тюки, сортируя в ведомом им порядке. Иногда кавардак визуализировался и всплывал на плёнке перед глазами, словно Зари видел артхаусное кино, проецируемое на туман.
Сначала ему показалось, что стены плывут,  но от сердца отлегло — это отшагнула девочка. И зачем спрашивать, если всё равно идти?
«На роль принца для этой принцессы я не гожусь, но повиноваться, видимо, придётся. Госпожа хочет ТВ, негордый паж вальсирует до места». Бьянки сощурил один глаз и закусил губу, сам походя на максимум подростка, если не на ровесника пациентки. С кем поведёшься...
Он улыбнулся, тепло и радостно. Ребёнку спрашивать можно, ведь любопытство — предпосылка к развитию, или как там говорят психологи. В общем, полезная и неотъемлемая    черта каждого человечка меньше совершеннолетнего возраста. Зари нагнал малышку и спрятал руки за спину, сцепив их замком. Он шёл рядом, не обгоняя, потому что хотел расположить к себе, а заодно из-за незнания больницы.
- Знаешь такие крутые лестницы? Они у чёрных входов, сзади зданий. А тут лампочка перегорела...и я немного невезучий.  - Студент развёл руками. Везучим-то он на самом деле никогда не был. - Нет, уже не болит. Мне дали таблетку. Только говорить странно, будто не я.
Азарий ускорился и развернулся к девочке лицом, идя спиной вперёд. Почему-то  желание развеселить ребёнка взяло над ним верх,  стоило обратить внимание на серо-белые стены и общую унылую обстановку места.
- Вот послушай...
И Бьянки спел куплет  из песенки про фермера МакДональда. Вышло коряво, он забыл два слова и вообще больше любил иные мотивы. Школьные годы стирались из памяти. Он понимал, что выглядит это как местный цирк без подготовки, смешавшийся с шоу уродцев.
- Звучит, как персонаж. Как диснеевский Дональд.- Будущий юрист вернулся на место, по правую руку от Ривер. - Ты любишь мультфильмы?
Атмосфера рядом с малышкой была совершенно иной: тёплой, спокойной и тихой. Словно город просто спит. Так бы до окончания Ночи.

Никогда бы не взбрело в голову итальянцу сказать девочке правду: он не хотел рушить мир. Быть может, парень сам начинал верить в иллюзорное спокойствие и защиту стен госпиталя, будто здесь умирали исключительно по небесному установленному расписанию: от немощи или неправильных медикаментов. Запоздало он задумался, а что за тайну скрывает Ривер. Но спрашивать, как она, Зари не стал. Ребёнку любопытство простительно и поощряется, тем более нос быстро заживёт. А заживёт ли рана этой милой девчушки? Сможет ли она выйти из больницы и быть обычным ребёнком с игрушками и друзьями. Судя по всему, ровесников у малышки здесь не было или было мало. Азарий взял с себя обещание не говорить ничего о Судной Ночи и о жертвах. Стеклопакеты отлично берегут нервы, не правда ли?
В коридоре были звуки их шагов, шелест капельницы и отдалённое тиканье часов над проходом. Странно, что их не заменили электронными. На мгновение студент позволил себе представить коридор через несколько часов, когда снимут запрет на помощь, сюда хлынет поток жертв и убийц, на которых нашлась своя управа. Они будут вперемешку стенать и молить перевязать раны, бросить тех, кому не помочь. Или повиснет молчание, нарушаемое непроизвольными всхлипами и стонами? Им помогут. Государство любит своих граждан. Боже, храни Америку.
«Что сейчас дома?..С мамой всё в порядке. Должно быть». - Аз слегка отвлёкся и чуть не проворонил дверь в комнату отдыха. Боли не было, координация, будь она математической величиной, стремилась к нулю. Поворот выглядел смешным, как у оловянного солдатика из детской пьесы. Левый висок был тяжелее. Зари предположил, что эволюционировавшие мыши решили поселиться там.
- Он уже опух? - машинально рука потянулась к лицу, пальцы ощупали какую-то картошку. Через пару мгновений до парня дошло, что это и есть предмет обсуждения. - Вот cagna...Ой, прости, это было плохое слово, тебе не надо его запоминать.
Чувствовать себя под опекой шестилетней крохи было неловко. Но она с каждой фразой всё больше напоминала взрослую женщину, на которой, при ослаблении закона о педофилии, можно смело жениться и не жалеть всю оставшуюся жизнь. Перед глазами резко всплыл образ девушки с кладбища Голливуда, встреченной много лет назад.  С тех пор с девушками у него разговор ладился лишь дважды, причём дружественный, а не...не такой, не с обсуждением литературы и жизни воедино, душа в душу. Тонким единением за стеклянной перегородкой приличия, ведь они были ненакомцами друг для друга — смотрителем кладбище и босым наваждением на чужой могиле с томиком «Миссис Дэллоуэй», перекусывающими в мерцающем вывеской дайнере посреди ночи. Сегодня тоже была ночь, с тем же небом над тем же городом. Абсолютная иная ночь. Бьянки пожелал Иде одно -  выжить. Где бы она ни была.
Сегодня его компания была  младше, значительно. Он даже не представлял, насколько. Впрочем, что он вообще знал толком о них? То, что с Идой было легко. То, что с Ривер становилось уютно.
- Как-то листал каналы, там показывали «Русалочка 2», тебе бы понравилось. Он про дочь Ариэль, кажется. - Мультики Мышь полностью смотрел нное количество лет назад. До начала провалов в памяти и замещения информации о персонажах вымышленных личностями реальным из рассказов Мусы о Византии. Бьяки нахмурился, стараясь припомнить. Его старания читались на лице в прямом смысле. - «Атлантида», с потерянным миром,  и «Титан». Во втором были крутые космические корабли, а мне хотелось так же. И герой там был без отца, но сильный, ведомый мечтой. Мне хотелось на него равняться.
Он ещё немного постоял у входа в комнату, но отставать не собирался.  «Интересно, кто здесь? Как-то тихо. Слишком».

[NIC]River K.[/NIC]
[STA]Fragility[/STA]
[AVA]http://sa.uploads.ru/wJsol.jpg[/AVA]

В ответ на незнакомое слово Ривер хихикнула с какой-то особенной, коварной ноткой в голосе. Со взрослыми всегда так. Достаточно только сказать, что что-то делать "не нужно", чтобы это всенепременно запомнилось и намертво прилипло к ребенку. Но от комментариев по поводу "плохого слова", как и положено хорошим девочкам, Ривер удержалась (хотя, безусловно, и запомнила интересное слово - что же в нем плохого? Оно ведь даже не похоже на те слова, которые запрещает говорить мама). Вместо этого она снова бросила на нос Азария сочувственный взгляд.
- Лед поможет, - уверенно сказала она, и, многозначительно округлив глаза, добавила, - Я тоже так падала, с велосипеда. Это был уууужас, и я очень сильно плакала. Тогда я еще была очень маленькая. Мама завернула лед в полотенце и приложила, все быстро прошло.

В комнате отдыха было пусто и прохладно, и, как часто бывает в помещениях, обычно наполненных людьми и шумом, сейчас, окутанная мягким полумраком, и без единой души, она прямо-таки дышала умиротворением. Ривер, по-прежнему довольно безмятежно катя следом капельницу, прямо-таки по-хозяйски прошествовала внутрь, ведя своего нового знакомого, уже практически записанного в друзья, к любимому дивану, такому мягкому и белому, что он казался ей облаком, в котором можно смело утонуть.
По пути девочка с тоской тронула большое зеленое яблоко в вазе, но только поджала губы, с сожалением проходя мимо. Она хотела было невзначай выразить предпочтения по поводу ночного телесеанса, с надеждой упомянув, что давно хотела посмотреть фильм про девочку по имени Одри Роуз, или "Ведьму из Блэр", которую уже смотрела одноклассница в подготовительной школе (как несправедливо, что Эмили разрешают смотреть все, что она хочет смотреть!), но тишина разбилась так резко, словно стекло, в которое швырнули кирпич.

Крик заставил девочку съежиться и судорожно ухватить Азария за руку. Столько в нем было ужаса, что это подняло наружу тщательно спрятанный собственный страх, резонируя от бронированных стенок, выстроенных сознанием в самозащиту.
- Кто это был? - спросила она едва слышным шепотом.

>>>> Beverly Hills | Nathan Heisenberg
[NIC]good cops[/NIC]
[STA]we had to take a crowbar[/STA]
[AVA]http://funkyimg.com/i/QKVD.png[/AVA]
3:15

Автомобиль, несмотря на свои габариты и заметную тяжеловесность из-за бронированных пластин, плавно затормозил возле входа в больницу, чуть качнув пассажиров в салоне. Остаток пути до больницы прошёл в относительном покое, если не брать во внимание то, что состояние пассажирки было несколько нестабильным - сначала истеричные попытки выбраться, затем странного рода уговоры, хотя всем рационально мыслящим людям было бы понятно, что после такой бойни не выживал никто. Ей чудом повезло уцелеть, но вместо того, чтобы радоваться произошедшему с ней спасению, девушка всеми силами рвалась назад. Скромный намёк на то, что никто её там больше не ждёт, разумеется, кроме трупов, мог бы повлечь за собой новую волну недовольства, поэтому меж двумя полицейскими как-то само собой образовалось решение угрюмо молчать и никак не реагировать на позывы. Это было меньшим, что они бы смогли сделать, но другого в данном случае и сотне километров от места, где завязалась перестрелка, не было дано. Сейчас девушке сделают укол успокоительного, она уснёт и пролежит в безопасности до того момента, как всё кончится - осталось всего три с небольшим часа против двенадцати. Ничтожно мало. Даже непростительно мало.
- Выходите мисс, только осторожно. Не привлекайте к себе внимания.
Деловой квартал Центра просто дышал спокойствием и безмятежностью. По сравнению с тем, что творилось в том же Голливуде или же теперь уже плачевно известном Беверли, здесь стояла мёртвая тишина, нарушаемая лишь отголосками того кошмара, что творился сейчас в городе совсем рядом. Здесь же всё было наоборот, и слепые тёмные окна больницы хоть и не внушали доверия, скорее - суеверный и иррациональный страх перед темнотой и неизвестностью, за собой они со стопроцентно гарантировали уют и покой. Эдакая крепость посреди бури, в которую не пробьётся ни один случайный сквозняк.
- Поднимайтесь в приёмное и пройдите налево по коридору. Старайтесь только тихо - в больнице ещё остались пациенты, в том числе и те, чьё состояние оценивается тяжёлым. Медперсонала сейчас не очень много, но они вам помогут.
- Удачи, - сухо кивнул спасённой сержант Эрик, всё это время предпочтя находиться в машине.

- Хорошая девочка, - Айден ласково гладил по волосам остывающую медсестру, чья голова покоилась у него на коленях. - Наконец-то ты утихла. Ты была слишком... слишком... как же это слово...
Она пыталась отобрать у него что-то. Кажется, лекарства, которые он впрыскивал в вену одно за другим. Прибежала и стала орать на него. Тупая латиноска. Сначала говорит ему, где наркота, а потом прибегает и начинает права качать. И голос у нее был противный, как у всех этих грёбанных иммигрантов. С акцентом, сука. Вот Айден и воткнул ей скальпель прямо в рожу. Вспорол рот, кажется. Она завопила, как резанная - ахахахах, смешно, да? Он порезал ей лицо, и она заорала, как резанная, хахахаха...
Второй удар уже был в глотку, чтобы окончательно заткнуть эту шлюху. Она захрипела и упала прямо на него, всю больничную рубашку измазав кровью. Свинья.
Тогда Айден сел на пол и уложил ее себе на колени. Она была похожа на одну из тех резиновых кукол, которые делают неотличимыми от живых баб. У них типа строение тела такое же, с ними можно делать, что захочешь. Пахнут как человек даже. А эта... как ее... Кэссиди. Или Камилла? Айден не помнил, кто из них был кем. Так вот, она была в точности как эти куклы. И формы у нее были подходящие, в этом наркоман успел убедиться, бегло ощупав безжизненное тело свободной рукой. Он мог бы даже поразвлечься с ней прямо здесь, только вспоротая рожа что-то не возбуждала. Поэтому Айден решил ее выкинуть, как поступают со всеми испорченными куклами. Он покинул кладовку и прислушался к гудящим стенам, которые почему-то меняли цвет на периферии зрения. Стоило посмотреть на них, как они снова приобретали свой настоящий цвет. Кроме низкого, мелодичного гула ничего не было слышно. Ну, разве что, отдаленный стук с нижних этажей. Такой, будто сердце бьется. Айден утер лицо, размазав по нему брызги крови, и пошел к лестнице, чтобы проверить, завалена ли она чем. Во всей больнице было так упоительно тихо, ничто не мешало слушать стены. Айден улыбался. Никто больше ему не помешает делать то, что ему нравится.
На обратном пути мужчина слегка заплутал. Он не мог найти дверь кладовки, в которой оставил труп. Каждая дверь, которую он открывал, почему-то вела в уборную. Наконец, в десятый раз попробовав открыть одну из дверей, он наткнулся на истекающую кровью медсестру. Закинув ее себе на плечо, Айден снова пошел к лестнице, по которой спустился на нижние этажи. Стук сердца стал громче, и Айдену показалось, что ему стоит завернуть за угол, чтобы увидеть его источник. Почему-то Айден боялся этого. Поудобнее перехватив труп, мужчина пошел к двери, ведущей на задний двор, где были мусорные баки.
Едва за ним закрылась дверь, как гул утих, уступив место приятному шуму улицы. Деревья шелестели, хотя не было ветра. Теплый воздух давил на его щеки, и где-то вдалеке капала вода. Айден прошел пару шагов до бака, и тут заметил босоногую девчушку, которую как раз выхватил свет фонаря. Застыв на секунду, Айден задумался, что будет, если кто-то увидит, как он выбрасывает труп. "Ничего. Кто будет упрекать честного гражданина за то, что он выбрасывает мусор в урну?"
- Ты еще кто, млять? Шастают тут, - проворчал Айден и вопреки предыдущим своим намерениям бросил медсестру прямо себе под ноги. Та упала на голову, отчего ее шейные позвонки громко хрустнули.
Сплюнув, Айден пошел обратно к черному ходу и скрылся в нём, оставив дверь открытой. Теперь надо найти себе койкоместо и хорошенько вздремнуть до утра.

[NIC]Aiden B.[/NIC]
[STA]drug-da-dum[/STA]
[AVA]http://funkyimg.com/i/R6aR.gif[/AVA]