** апреля 2017;
Отправитель: Маргарет Фробишер.
Адресат: Мэл Льюис.

Дорогой Мэл,

Позвольте мне называть Вас только так, а не иначе, потому что одним лишь своим посланием Вы смогли из незнакомца сделаться мне человеком неизвестным, но бесконечно родным, от чего я позволила себе некую вольность в обращении к Вам. Ваше письмо стало для меня совершенной неожиданностью и настоящим подарком, от того что я никогда прежде не получала рукописных посланий. Радость переполняет меня всякий раз, когда я берусь перечитывать написанные Вами строки, и посему не могу сдержать себя от благодарности к Вам, за то, что побудили во мне почти позабытые чувства.

Сейчас же мне надлежит раскаяться в том, что я на столь долгий срок оставляла Ваше письмо без ответа. Мною редко проверяется почтовый ящик, потому как я давно потеряла всякую надежду на то, что однажды обнаружу там послание. Однако я счастлива, что заблуждалась. Надеюсь, Вы поймёте меня и не затаите обиду за то, что посмела не писать Вам ответа. Сейчас же за этими строками радость переполняет меня, а чувство того, что я делаю всё верно, не покидает меня ни на мгновение.

Я Вам очень признательна за то, что и мои труды не остались без внимания и нашли отзыв в сердце такого человека, как Вы. Поверьте, каждое Ваше слово мне было дороже всех похвал от тех, кто зовёт себя профессионалами своего дела, а оказываются простейшими мошенниками, купленными за деньги ради того, чтобы протолкнуть вверх очередную бездарность. Вы отнюдь не простой человек, и я это чувствую. Об этом говорит многое, что Вы подарили Вашим читателям и лично мне. Я многое прочла, что принадлежит Вашему авторству, и меня не покидало смутное ощущение ясности и прозрачности повествования, в то время как оно было куда более глубоким и всезатрагивающим, нежели кажется на первый поверхностный взгляд. Ваши рассказы не только о дурном или хорошем, но о большем, осознание чего приходит не сразу. Даже после публикации моего материала я знаю, что сказала не всё, что могла бы сказать, будь Вы рядом, глаза в глаза. Потрясающим же для меня стало открытие присутствия Вашего героя совсем близко, так, словно он стоит за спиной и следит за прилежностью вдумчивости читателя, надзирает над тем, чтобы тот не пропускал строк и не заглядывал в конец, дабы узнать финал. Мои же герои заметно разнятся с Вашими, от чего я не могу не выразить восхищения.

Вы признались в том, что в жизни не имеете ничего общего с литературой, что я готова и могу опровергнуть, мне же надлежит сделать ответное откровение. В своё время мой отец поговаривал мне, что своим сочинительством мне не удастся добиться ровным счётом ничего путного, перечить ему я не смела, но в душе знала, что именно я могу и имею волю на то, чтобы разобраться в собственных дарованиях и найти себе призвание в жизни. Пускай оно завёдет меня в мрачные и непроходимые дебри, где я буду чувствовать себя одинокой, главным остаётся по сей день то, что мною осознан этот выбор и я знала, на что я иду. Иду туда, где мне будет и больно, и страшно, и холодно, но комфортно, ведь там – Моё Место. Вероятно, что Ваше Место это призвание лекаря, что отрадно, и делает меня в неимоверной степени счастливой, от того, что в последний раз я имела удовольствие общаться с лекарем лишь в его кабинете и беседа не была достаточно приятной, чтобы вспоминать о ней перед сном. Собственно, именно его она и касалась. Не знаю, стоит ли Вам знать об этом моём недуге, но раз уж зашла столь странная речь, то вежливости ради я просто подытожу её крохотным признанием. Я живу не так, как многие люди, мой сон что-то сверх простых часов, что я провожу за своей подчас неблагодарной работой. Иными словами, спать мне удаётся лишь днём, да и то через силу, остальное время я сочинительствую. Я осознаю, что однажды то сделает мне скверную услугу, но ничего не могу поделать с этим, потому как состояние моё не подчиняется ни воле, ни сознанию.

Я не прошу Вас об участии, мне лишь приятно, что сейчас, сидя за этим столом и выводя строчки под желтоватый свет электрической лампы, я могу раскрыться совершенно незнакомому мне человеку, зная, что тот не осудит меня ни в чём. Я просто не могу заблуждаться, потому как Ваш отзыв о том, что я пишу художественно, не оставляет меня равнодушной из-за своей чистейшей искренности, за что я Вам благодарна безмерно. От Ваших слов в действительности веет теплом, а это отрадно осознавать, что писал их человек живой, чуткий и любящий правду, какой бы она не была. Столь светлых пожеланий не услышишь порой от самого близкого и родного по крови человека, а Вы же поразили меня в самое сердце, разве что не заставили его биться иначе, как оно сейчас бьётся. Это стоит очень многого, мой дорогой Мэл, и будь я сейчас рядом, то, позабыв все правила этикета, обняла бы Вас столь крепко, насколько то для меня возможно. Надеюсь, Вы простите меня и не сочтёте невоспитанной нахалкой, лезущей в дела её не касающиеся.

Мне многое хочется поведать Вам, но я не вижу причины, по которой бы я смела сделать это. Возможно, здесь найдут подтверждение Ваши же слова и опасения о том, что Вы невольно посчитали себя навязчивым и сказали, будто Вас «слишком много» в моей жизни. Знайте, это не так, но также поймите, что я испытываю нечто сродни Вашим чувствам. И если я успела Вам наскучить, оставьте это письмо без ответа, за мной не будет обиды. Если же нет, то я буду рада Вашему ответу, не важно скорому ли или же с ответным опозданием. Главное для меня знать, что Вы прочли эти строки, и что они, быть может, не остались без внимания.

Не в силах сдерживать себя боле, я смею сказать Вам, что Вы бесподобный человек. И я ответно желаю Вам лишь самого светлого, доброго и тёплого. Я желаю Вам солнца в Вашей жизни, не обжигающего, но обволакивающего и согревающего своими заботливыми лучами, светящего Вам по жизни и никогда не угасающего. Я надеюсь, что Вы цените свою жизнь такой, какой она есть, а если нет, то позвольте мне пожелать Вам перемен, но лишь к лучшему, не теряя солнца из вида. Ведь свет это то, чего нам многим недостаёт в этой жизни. То, чего мы порой не замечаем, и лишь утратив его навсегда понимаем, что не в силах жить без него.

Счастья Вам, дорогой мой Мэл, улыбок и отсутствия горестей.

Маргарет.

P.S. Надеюсь, что мой вычурный почерк не доставил Вам дискомфорта, и Вы в полной мере смогли разобрать все слова обращённые к Вам.

** августа 2017;
Отправитель: Маргарет Фробишер.
Адресат: Мэл Льюис.

Мой дорогой Мэл,

Не помня себя от радости, я пишу Вам эти строки, мои руки дрожат, а почерк неровен, что Вы сможете узнать воочию, как только начнёте читать это письмо. Надо мною сейчас не властно ничто рациональное, я вся во власти собственных эмоций, которые мешаются во мне с такой быстротой, что проще уследить за иллюзиями в калейдоскопическом аттракционе, нежели за тем, что творится в моей душе. Я счастлива, что Вы ответили мне, счастлива знать, что не забыта и принята, но меня одолевает тревога о том, с какой тоской Вы писали мне свой ответ. Я не смею представить того, что могло бы случиться с Вами, но искренне надеюсь на сохранность Вашего здоровья и безопасность его, ибо это есть самое важное, что может быть в человеке.

Я много раз порывалась написать ещё несколько писем, но сочла это занятие вопиюще неприличным, а навязывание недостойным нас обоих. Сейчас же я могу лишь с едва сдерживаемым восторгом путаться в словах и скорее писать ответ, чтобы ничего не забыть и не растерять в суматошных бессонных ночах. Дорогой Мэл, Вы словно олицетворение моего же вдохновения, которое порой так трудно поймать, а ещё сложнее постичь, от чего мне сейчас и больно и сладко. Вы не изменились. В Ваших словах ровно столько же искренности, сколько было до этого, разве что откровение Ваше о том, что и Вам удосужилось вкусить горечи одиночества, заставило меня насторожиться и всенепременно справиться о том, что же с Вами такого случилось. Расскажите мне всё, что можете и на что у Вас хватит духу, я же постараюсь помочь Вам и понять, ибо Вы сами того не ведая возложили на меня серьёзные обязанности человека сочувствующего и необходимого Вам, если верить Вашим же словам. Будьте уверены в том, что в моём лице Вы никогда не встретите злой насмешки или же холодного равнодушия, мне это чуждо.

Вы спрашивали о моей семье, а я с грустью могу сказать о том, что у меня её никогда не было. Вернее, то, что звалось семьёй имелось, но именно родственных душ тех, кто сможет оказать незаменимую поддержку в трудную минуту вовсе не было, скорее это был коллектив лишь схожих в родстве по крови людей, к которым я до сих пор не испытываю ничего, кроме недоумения и отрешённости. Я была вынуждена жить с ними, потому что родилась среди них. Но ни отец мой, ни мать не были достойными зваться родителями в самом библейском том понимании, а я же оказалась отчуждённой настолько, что порой сама не понимаю, кто я такая. Окружающие меня долгое время люди верили во что угодно, кроме меня, а это ранило и заставляло идти наперекор, противореча привязанности внутренней и оттого губительной. Но теперь я здесь, вдали от этих кошмаров и могу назваться свободною, хотя ничего похожего я испытать не способна.

Вам всерьёз так интересны мои книги? Честно признаться, я очень удивлена этим фактом, но от того радость моя умножается. Ещё немного и я совсем сойду с ума, надеюсь, что это произойдёт не раньше, чем мы с Вами увидимся. Да, действительно, мне бы хотелось поговорить с Вами при встрече, тем более обстоятельства только обязывают пригласить Вас, если Вы сами того, конечно, желаете. Но я ушла в сторону, снова позволив эмоциям возобладать надо мной. Всё, что я пишу, даётся мне с огромным трудом. Нет, я не заставляю себя, но доля настойчивости в этом присутствует. Скажу напрямую – мне страшно за то, что однажды я проснусь совершенно не знающая того, о чём мне надлежит написать в данную минуту. Это похоже на манию и отбирает очень много сил, но я стараюсь быть мужественной и бороться с собственной слабостью во благо себе и Вам, конечно. Это не даётся мне свыше, но когда я обнаружила в себе хоть какой-то литературный дар, то решила потратить всю себя, чтобы не дать уйти единственному, что удерживает меня живой на этой земле. Множество вещей отвлекали меня от недостижимой цели, среди которых было то, что называли моей семьёй, служба и собственное неумение жить, но я считаю, что со мной произошло что-то такое, что дало мне второй шанс. Шанс вдали от всего, что мне мешало стать писательницей. На большее я и претендовать не смею.

Что до Вас, то я уверена, что Вы справитесь и вновь вернётесь к сочинительству, ибо Ваш дар уникален, как множество других, и он не имеет способности сгинуть бесследно. Возможно, он сейчас лишь дремлет, угнетённый свалившимися на Вас невзгодами, но всё пройдёт, я очень надеюсь на то, и если будет необходимо, я буду молиться за Вас. Сегодня же схожу в церковь, сразу после того, как допишу письмо и отправлю его Вам.

Наверное, Вам теперь будет казаться, что я слишком много суечусь рядом, а оттого и докучаю своим присутствием. Повторюсь же, Вы вольны разорвать мои послания и оставить их неметь вдалеке, лишь бы не испытывать неприязни по отношению ко мне. Дайте мне только волю, и я потрачу всю себя на то, чтобы вернуть Вас к нормальной жизни, но это неправильно и некрасиво, я осознаю это и раскаиваюсь. С осознанием неправильности поступка ко мне постоянно приходят откровения о том, что от того я и не живу счастливой человеческой жизнью, что постоянно делала что-то не так. Но делай я что-либо «так» или же «как надо», умерла бы не дожив до своего возраста, не в силах совладать со всеми внутренними противоречиями, что одолевают меня и по сей день. Я надеюсь, всем сердцем и всей душой, что подобные терзания никогда не выпадут на Вашу долю, что всё образуется, и Вы будете счастливы, как раньше.

Не стремитесь к большему, мой дорогой Мэл. Храните то, что у Вас есть. Но помните: никогда не поздно всё исправить. Я желаю Вам счастья. Берегите себя.

Маргарет.

** октября 2017;
Отправитель: Маргарет Фробишер.
Адресат: Мэл Льюис.

Мой милый Мэл,

Я даже не знаю, с чего мне стоит начать своё послание. Наверное, для начала мне надлежит объясниться перед Вами, почему именно я позволила себе столь долгую задержку с ответом. Не поймите меня превратно, но у меня просто не было на это времени. Да, я писала. Писала много и запойно, не в силах остановиться, ведь именно Вы стали источником моего вдохновения. Но не просите даже показать Вам что-нибудь из этих сочинений, я не поддамся, а тем более не отдам их в редакцию, чтобы те увидели свет. Быть может, Вы помните моё признание о страхах, которым я подвержена? Именно они стали причиной моего столь внезапного желания писать, но я надеюсь, что это состояние пройдёт со мной не скоро, и я почти перестану бояться за то, что однажды моему сочинительству придёт конец.

Милый Мэл, я, право, не знаю, как мне теперь и отблагодарить Вас за тот подарок, что Вы преподнесли мне вместе с этим письмом. Одних лишь слов будет недостаточно, а посему я твёрдо намерена увидеть Вас во что бы то ни стало. Я знаю, я чувствую, насколько ценна была эта вещь для Вас, как много значила и значит теперь, поэтому я не могу оставить столь широкий жест без внимания и подобающей благодарности. Признаться честно, Вы попросту обескуражили меня, и я несколько часов сидела на одном месте неподвижно, всё рассматривая эту прелестную вещицу и проникаясь её духом. Ваша жена – прекрасный человек, и я всем сердцем надеюсь на то, что даже несмотря на разлуку, она всё выдержит, поймёт Вас и простит. Она просто не может поступить иначе. А что до Вас, то я понимаю прекрасно Ваше нежелание исповедаться передо мной. Это я виновата в том, что заставила оправдываться Вас, прошу простить меня за это. Обещаю более не затрагивать этой темы никогда, вплоть до того момента, когда Вам самому захочется всё мне рассказать.

Знаете, я видела Вас на днях. Откуда во мне такая уверенность? – спросите Вы. Я же отвечу, что действительно приходила несколько раз к Вашему дому, не имея в мыслях напроситься погостить, мне просто очень хотелось увидеть Вас таким, какой Вы есть в повседневности. Чаще всего я заставала лишь пустые тёмные окна и ночное безмолвие, из чего сделала вывод, что когда я приходила, Вы уже были на своей службе. Но однажды незадолго до рассвета мне всё же посчастливилось наблюдать Вас издалека. Никогда прежде я не видела настолько бледного и растерянного человека, при этом всем своим видом выражающего не сколько невыносимую усталость, сколько безграничную решимость. Вы сказали правду, действительно, многое можно прочесть по Вашему лицу. Одно я уяснила для себя точно – Вы не несчастны. На Вас нет этой тени. Может быть, я и ошиблась, и на деле всё куда глубже и трагичнее, но теперь мне будет немного спокойней спать, действительно зная, что Вам уже лучше, и что слава Ваши все до единого правдивы. У меня не было причин сомневаться в Вас, а теперь и мыслей не будет в помине.

Мне очень многое хочется Вам рассказать, но я не могу этого сделать потому, что все слова мои предназначены вовсе не для письма. Вы не представляете насколько сложно далось мне это откровение, в котором я открыла для себя странное неумение выразить все свои чувства на бумаге. Со мной случалось такое и прежде, думаю, все люди однажды попадают в таинственную власть эмоций, что я испытываю сейчас, но мне не стоит забегать вперёд и говорить Вам подобные глупости. Если Вы не утратили желания увидеть меня, я могу смело сказать, что мне хвати смелости и теперь назначить Вам встречу. Наверняка Вы знаете, где расположен парк Элизиан? Если же нет, то позвольте мне рассказать, как добраться туда, кроме как не на такси. Вам придётся добраться до Даунтауна на любом удобном для Вас транспорте, затем пересесть на маршрутное такси возле пересечения Мортон авеню и Академии-роуд и отправляться вглубь Анджелес-Пойнт-роуд. Дальше Вам придётся немного побродить в поисках ещё одного транспортного средства, посредством которого Вы сможете наконец добраться до обозначенного мною места. Не беспокойтесь, я помню прекрасно о том, что Ваш нынешний образ жизни связан с тёмным временем суток, а потому не буду настаивать на встрече днём. Что примечательно, такси ходят по парку в любое время, даже глубокой ночью. Но я отвлеклась, прошу Вас простить меня за это. Я буду Вас ждать через две недели на главной смотровой площадке парка, её вовсе несложно найти, там всюду есть указатели. И я уверена, что ровно в час ночи там не будет никого, кроме нас. Если же Вы не придёте, я ничуть не огорчусь, потому как прекрасно пойму Ваши чувства по отношению ко мне. Меньше всего на свете мне бы хотелось выглядеть в Ваших глазах навязчивой выскочкой, но после написания вышеуказанных строк мне теперь будет казаться, что мои опасения подтвердятся.

Только-только я с ужасом осознала, как много Вам наболтала в этот раз. Мне вовсе не хочется останавливаться и завершать своё письмо, но, увы, того требует моё воспитание, не позволяющее писать слишком много, да ещё и так вычурно и почти вульгарно. Милый мой Мэл, я очень надеюсь на то, что Вы поймёте меня и не станете корить за это послание. Большего я просто не смею просить.

Очень надеюсь на скорую встречу. Напоследок осмелюсь пожелать Вам удачи во всём, чего Вы стараетесь добиться в этой жизни, терпения и сил, не столько физических, сколько моральных. Не изматывайте себя, но и не оставляйте того занятия, решимости одолеть которое Вы переполнены.

Маргарет.