the Final Nights

Объявление


NEW! 30.12.14 Это наконец-то свершилось - встречайте новое оформление проекта! Для обсуждение дизайна была создана специальная тема, милости просим оставлять отзывы, сообщать о недочётах и отчитываться о качестве работы новой обёртки. Надеемся, вам понравилось!
07.07.14 Мы сдерживаем свои обещания, поэтому позвольте поздравить всех вас с началом первого масштабного сюжетного квеста. Внимательно прочтите это объявление прежде чем преступать к игре. Безопасной ночи!
08.03.14 И всё-таки мы переехали! С новосельем нас всех, дорогие друзья, устраивайтесь поудобнее и не забывайте переносить свои анкеты и посты. Обо всём подробнее вы сможете прочесть здесь. Ещё раз с новосельем! ♥
10.01.14Нам 1 год! В честь этого празднества мы объявляем безудержное веселье, беспредел и упрощенный прием всех персонажей. Не зевайте, и всех с праздником! ♥
05.01.14 Запоздало, но все же от всей души АМС проекта WoD: the Final Nights поздравляет вас, дорогие наши форумчане, с наступившим новым 2014-ым годом и близящимся Рождеством! Спасибо вам за то, что вы у нас есть.
01.12.13 Предновогоднее веселье начинается! На ролевой стартует "месяц супергероев". Участвуйте, будет весело! Обо всём подробнее здесь
19.07.13 Нам полгода, ребята! По этому (и не только) поводу на форуме открыт упрощённый приём.Подробнее здесь
23.05.13 Открыт набор Квей-Джин!
27.04.13 Прием вампиров возобновлён. Добрый вечер.
02.04.13 Открыт максимально упрощённый набор на оборотней! подробнее здесь. Набор вампиров всё ещё закрыт.
01.03.13 В связи с перенаселением прием вампиров временно закрывается. Однако прием по акциям остаётся открытым (акции №1,2,3,4 и 7). Хотим напомнить, что ролевая, всё же, по Миру Тьмы, а не только по VtM-B. Оборотни, люди и призраки нужны нам в не меньшей степени, чем вампиры. Просим проявить понимание.
19.02.13 Нашему форуму исполнился месяц! Спасибо вам, ребят, что вы с нами, отдельное спасибо тем, кто был с нами с самого начала ♥
17.02.13 В игру вводится новая раса: призраки. С подробной информацией можно ознакомиться в FAQе и в разделе Основная информация
10.02.13 Внимание! Поиск модераторов! подробнее...
07.02.13 Открыт прием заявок на лучший пост недели! подробнее...
04.02.13 Прием по упрощенному шаблону продлён до 10 февраля включительно! подробнее...
25.01.13 Настал ещё один торжественный момент: принятые игроки могут начинать игру! подробнее...
19.01.13 Итак, наконец, сей торжественный момент настал: ролевая функционирует, администрация готова к труду и обороне. Гости дорогие, не стойте у порога, проходите и чувствуйте себя как дома, в нашем царстве рады всем! Только сейчас и только для вас администрация не скупится на плюшки, преподнося их в подарочной упаковке. Подробнее обо всем хорошем читайте здесь. Спасибо за внимание, мы вас ждём!


crossOVER

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » the Final Nights » Завершённые отыгрыши » Show me your teeth


Show me your teeth

Сообщений 1 страница 22 из 22

1

- участники;
Vladislav Paskevich, Roxanne Romayne
      - дата и место событий;
Ночь с 9-го на 10 сентября 1880 года
      - дополнительно;
Место событий - Бухарест
      - описание:
Король Румынии Кароль 1 устраивает бал в  столице, Бухаресте в честь присоединения Добруджи. Одновременно с этим Камарилья решает сделать ставку на новые территории, поскольку Цимисхи, вытесненные с основных территорий в Трансильвании, решают атаковать позиции Вентру и Тремер из новых провинций. Молодому, но амбициозному Вентру Владиславу Паскевичу необходимо привлечь на свою сторону как можно больше будущих сторонников  - в качестве гулей, дабы вовлечь их в очередной виток балканского Джихада на стороне Камарильи.  И светский бал - лучшее место, где можно найти новых сторонников.
Светский бал.
Неплохое место и для знакомства с Сородичами - впрочем, неясно, кто может скрываться под той или иной маской...   
      - связь с другими эпизодами: нет

0

2

Бухарест. Букурести, «Город радости», цитадель, которую несколько сотен лет назад основал князь Владислав Дракул Цепеш. Этой ночью он был великолепен. Казалось, взошедший на престол с помощью народа Кароль Первый решил превзойти самого себя - как в щедрости к своим подданным, так и в пышности торжеств перед иноземными гостями. Всюду горели газовые рожки, гуляла разночинная публика, множество экипажей направлялось к главному дворцу в центре города, где должен был состояться бал.
В холодном и удивительно свежем ночном  воздухе было буквально разлито ощущение какого-то близящегося чуда.
После длительной войны с дряхлеющей Османской империей, а затем и междоусобных распрей, простые удовольствия для людей были подобны глотку чистого, живительного воздуха. Страна, восставшая из пепла, подобно фениксу, старалась забыть все тяготы.   
Один из экипажей остановился прямо напротив мраморных ступеней, ведущих во дворец.
Из него вышел статный темноволосый мужчина, одетый в черное. Черный плащ, черный сюртук, черная шляпа, черные сапоги, начищенные до блеска. Лишь рубашка была ослепительно белой.
Он был худощав, и держался прямо – так, как обычно держатся особы благородных кровей. 
Нет, дворяне не бывают вчерашними…   
Как ни странно, Владислав, даже перестав быть человеком после Становления, по своей сути все еще оставался им. Он ни в коей мере не отделял себя от огромного и постоянно меняющегося мира смертных. Ни сорок лет после его «смерти», прошедшие, будто несколько дней, ни новые веяния и новые обстоятельства не изменили его взгляда на мир. В душе ему было по-прежнему тридцать пять. Вечные тридцать пять лет. Каждый раз он видел вокруг себя что-то новое – даже в повторяющейся из раза в раз смене времен года. Каждый раз он ловил себя на мысли о том, что ищет все те же радости, коими обладал при жизни. Просто вино заменила кровь, день сменила ночь с ее величественным сиянием далеких звезд, а прежняя открытость стала тайной – более никто, даже близкие друзья не догадывались о его сути, которую он раскрывал лишь перед Сородичами.
Впрочем... С ними как раз начались сложности после того, как он в очередной раз решил побыть немного в стороне от своего Сира. Нет, терпеть его давление, и управлять людьми именно с тех позиций, которые ему так настойчиво навязывали, было для Паскевича совершенно неприемлемо. Даже в тех, чью кровь он испивал, Владислав видел прежде всего не «сосуды», а либо смельчаков, желающих заглянуть за грань обыденности, либо преступников, достойных насилия над их личностью – и, соответственно, принудительного кровопускания. Да и расплывчатые, причем донельзя, понятия о долге и чести, бытовавшие среди соклановцев, были странны и неприятны для молодого дворянина.
Жить для себя и ради своего «эго» он не умел. Его всегда учили тому, что возвысившиеся над простым людом дворяне созданы для того, чтобы заботиться о тех, кто слабее. И он не собирался изменять этим принципам.
Правда, отчего-то ночь за ночью Владислав все больше и больше терял в себе способность чувствовать  эмоции других, и это его настораживало.
Дары, полученные им после Обращения, он старался направлять на благо как собственному клану, так и людям, среди которых жил. Возможно, поэтому его так часто направляли с различными заданиями в самую гущу событий, заставляя держать руку на пульсе его собственной страны. 
Впрочем, заставляли ли – или, скорее, направляли его собственные устремления?
Сейчас он не испытывал Жажды. Ему предстояло не охотиться, но искать среди тысяч ярких, но пустых и праздных смертных единицы тех, кто смог бы остаться рядом с ним, и был бы достоин долгих, долгих лет жизни. Кто смог бы быть по-настоящему полезен его Сородичам и ему самому в его новых владениях, где так часто бесчинствовали Изверги. В конце концов, он сам вызвался на это задание.   
И это, определенно, было к лучшему. Ему вряд ли сумели бы с легкостью подсунуть осведомителя. Дабы избежать этого, Владислав тщательно следил за теми, кто был с ним рядом.
Мимо него прошла, слегка цокая каблучками новомодных сапожек, очаровательная смуглая темноволосая девушка, скорее всего, иностранка. Красное платье с глубоким декольте, глаза, как у трепетной  горной серны, бархатный плащ, скрывающий стройный стан… Девушка была великолепна и определенно заинтересовала молодого Вентру. Красавица была одна. 
Улыбнувшись своим мыслям, Владислав следом за ней шагнул на ступени, ведущие во дворец.
Он немного опоздал к началу, впрочем, это мало бы кто заметил. Потому что Паскевич тоже любил быть один.
«Извечным странником скитаюсь по Земле…» - пронеслись в голове слова одного поэта. Распахнутые двери встретили его огнем сотен свечей. Играла торжественная музыка, бал открывала мазурка, и десятки блистательных пар завершали танец.
Гомон множества голосов, смесь ароматов более чем изысканных духов, звон бокалов с шампанским, щедро разносимого слугами, прекрасные дамы в вечерних туалетах, галантные кавалеры, причем многие из них были гостями столицы – это было знакомо, более чем. Балы, светские вечера в салонах, где именитые мужи обсуждали политические дела, прогресс, стремительными шагами преображающий мир вокруг, заключали крупные сделки, либо играли в карты – все это, как и в прежние времена, привлекало Владислава. Иной раз, называясь чужим именем и надевая чужое платье, дабы не возникло лишних подозрений, ему удавалось быть неузнанным даже Сородичами, также искусно играющих смертных.   
Поздороваться со знакомыми благородными господами и дамами, переброситься парой ничего не значащих фраз с теми, с кем знался волею случая – все это было необходимым ритуалом, впрочем, совсем необременительным.
На сей раз именитые промышленники, депутаты народного собрания и военные решили все же оставить деловые беседы для клубов и предаться веселью, и подобные разговоры были бы пока не к месту.
Оркестр заиграл вальс, и Паскевич вновь заметил ту же самую незнакомку. Совпадение было неслучайным. Что-то было в ней, в ее облике, в ее манере держаться, в ее наряде крайне притягательным, таинственным, завораживающим...
Остаткам своих предчувствий, проявлявшихся все реже и реже, Владислав доверял. Посему решил сам сделать первый шаг. 
Нет, определенно, с ней  стоило познакомиться.
Направившись к прекрасной даме, Владислав, галантно поклонившись, протянул ей руку:
- Bună seara, doamnă. Vă va permite să vă invita la dans? (Доброго вечера, сударыня. Вы позволите пригласить Вас на танец?)

+1

3

Америка. Целых восемьдесят лет ушло на то, чтобы исколесить почти всю Америку. Целая человеческая жизнь и даже больше. Затем Франция. Путешествие на корабле оказалось делом нелегким, как морально, так и физически: пассажирское судно плыло чуть больше недели, а это значило, что питание в таком ограниченном пространстве и при не таком уже большом количестве народа должно быть крайне осторожным. Требовалась отдельная каюта, чтобы удовлетворить те немногочисленные запросы, которые терзали бессмертную путешественницу: еда, дневной сон, и конечно же, любовные утехи.
Путешествие было долгим и довольно дорогим. Какую цену можно заплатить за то, чтобы увидеть воочию "Старый Свет"?
Уже через несколько дней злые языки вовсю обсуждали одинокую молодую женщину, нередко уединяющуюся с мужчинами (и о, упаси Боже, кажется и с женщинами?) в своей укромной "комнате". Дамы морщили носы, перешептываясь и отказываясь признавать красоту смуглокожей леди ("Какая же это леди, когда у нее кожа как у моей служанки? У истинной леди кожа исключительно бледная. Вот как у нас с вами"). Мужчины готовы были оставлять своих жен, падая в роковые объятия зеленоглазой красавицы. Они едва стояли на ногах, выходя из ее каюты, но многие не признавали слабость, которая одолевала, казалось бы, все тело. Но плата за бурную ночь могла быть еще выше, нежели горячие поцелуи и не менее горячая, сладкая кровь. Еще немного, один неосторожный глоток... и их глаза закрылись бы навсегда.
Сородичи, встречавшиеся на пути Роксанны Ромейн не знали, чему больше удивляться: тому, что она американка, цвету ее кожи, даже тому, что она лишь слегка прохладная, в отличии от их мертвенно-ледяной и бледной, или тому факту, что она отважилась прибыть в Европу, переплыв через океан?
Разные города, разные страны... Она стремительно входила в чужую жизнь и так же быстро покидала ее, оставляя после себя лишь смутные воспоминания. Бессмертная не-жизнь, растраченная в удовольствиях и наслаждении, во вспышках многочисленных свечей на балах, с музыкой и танцами, казалось бы никогда не надоест. Разве могут надоесть скомканные простыни, теплый запах человеческой плоти и дразнящий ноздри запах крови? Переплетенные пальцы, расцарапанные спины, спутанные волосы, томные взгляды и похищенные сердца... Как странно, но каждая новая игра казалось захватывающей и интригующей, несмотря на то, что многие из них были чертовски похожи. Украденные жизни, украденные минуты, мгновения - вот как живет бессмертный. Для кого-то это не только кровь.
Задумывалась ли она когда-нибудь о том, что сколько бы не было тех, кто готовы были добровольно отдать свои сердца в ее изящные ручки, никогда не находилось того или той, кому хотелось бы отдать свое? Вряд ли. После трагической кончины ее горячо любимого Жака, почти две сотни лет назад, она так и не смогла никому ответить взаимностью. Но так ли это нужно? Человеческие жизни были кратким мигом, они загорались и затухали, подобно свечам. Находились и те бессмертные, которые готовы были потерять голову из-за нее, но что такое вечность без любви?
Совсем недавно она просыпалась в Италии, плавала на гондоле с пением гондольеров, жарко обнимаясь на этой небольшой лодочке с очередным синьором, тайно встречалась с молоденькой синьориной, желавшей познать женскую ласку, а затем собрала вещи, и села на ближайший паровоз до Австрии. Но и там она пробыла недолго, хотя толком и не видела ничего. И снова паровоз. Снова путешествие, на сей раз в самое сердце Румынии - Бухарест.
Всего пару ночей Роксанна провела в столице. Толком не зная языка, она остановилась в недорогой гостинице, и тут же нарисовался ухажер. Она познакомилась с ним на прогулке, кажется, его звали господин Петру. Он осыпал ее комплиментами, она молча улыбалась. Они договорились встретиться на следующую ночь, и приятно провели время. Кажется, господин Петру действительно не ожидал ничего подобного. Этот влюбчивый мужчина заговорил о том, что она просто обязана сопровождать его на балу, который устраивает сам король. И по счастливой случайности у него как раз есть пригласительные.
Ничего особенного. Она уже успела остыть к этому мужчине - и правда, ничего особенного. Всего лишь кровь. Свое желание она удовлетворила пару ночей назад со случайным пассажиром прямо во время поездки. Но на бал действительно хотелось придти, даже несмотря на то, что главное событие, в честь которого он устраивался, ее не слишком-то волновало.
Она снова утолила свою жажду, но на сей раз так, чтобы этот усатый господин ощутил недомогание. Кажется, он не сможет пойти на бал. Но нет, он не может оставить даму одну! Или может?...
В любом случае, пригласительный был уже у Роксанны, а Петру вынужден был откланяться, чтобы как-то придти в себя.
Она выбрала красный. Ведь именно он обеспечил ей эту маленькую возможность развлечься на таком грандиозном мероприятии. Платье от Чарльза Уорта, знаменитого французского кутюрье английского происхождения всегда отличались каким-то особым шиком и изяществом. Он был гениален: ведь как еще с помощью одежды могла даже самая невзрачная особа превратиться в миловидную леди со вкусом? Чарльз сумел преподносить все самое интригующее дамское великолепие на блюдечке, умело скрывая недостатки. Кто еще так может?
Платье с турнюром, в виде сборчатых складок на верхней юбке придавало чуть больше пышности нижней части тела. Корсет замечательно утягивал и без того тонкую талию (ах, эти новомодные корсеты! Чудесное веяние в современной моде: теперь их можно застегивать спереди и без посторонней помощи), а декольте бесстыдно обнажало приятные округлости груди. На голые плечи была накинут белый бархатный плащ, в тон длинным перчаткам. Сочетание красного и белого, как сочетание страсти и невинности всегда смотрелось беспроигрышно.
И она действительно произвела фурор: многие дамы оказались затянуты в платья с высокими воротниками, особенно женщины средних лет: те и вовсе неодобрительно косились на смуглокожую девушку в непозволительно бесстыдном одеянии. Прикрыла бы стыд! Но вот, у Роксанны забрали слуги верхнюю одежду, и она осталась лишь в платье.
Взгляд с интересом скользил от непривычной обстановки в совершенной другой стране, нежели те, в которых она привыкла бывать, пробегал по интерьеру, переходя на людей. На какое-то мгновение он остановился на высоком мужчине, безупречно одетым практически во все черное. Лишь его белоснежная рубашка являла сильный контраст с остальной одеждой. Просто и со вкусом - так может не каждый.
Уголок губ дернулся, и Роксанна двинулась в зал, по ступенькам. Музыка закружила буквально сразу, предлагала увлечься танцем, но девушка не спешила. Многие головы увлеченно поворачивались ей вслед, кто-то здоровался (судя по распространенным движениям, ибо речь была абсолютно незнакомой), она здоровалась в ответ. Слуги разносились напитки по залу, и чтобы не привлекать внимание, девушка взяла бокал красного вина.
Бабочка - символ души. У тебя есть душа?
Голос ворвался в голову даже через музыку. Незнакомый голос, как всегда, откуда-то... нет, даже непонятно, откуда. Она не будет отвечать. Если отвечать каждому голосу, то разговору непременно быть. Или нет.
Куколка в музыкальной шкатулке. Да, куколка.
Роксанна приложила бокал к губам, и алая жидкость слегка дотронулась ее губ. Девушка сделала глотательное движение гортанью, но не разжала губ. Идеальная, отточенная временем, игра.
К ней подошел мужчина. Да, точно, тот самый мужчина, высокий, гораздо выше многих присутствующих в этом зале. Статный, обаятельный, но лицом будто бы скупой на сильные проявления эмоций. Он поклонился ей, и что-то произнес на румынском. Роксанна, увы, смогла понять только приветствие, и то потому, что даже за эти две ночи слышала его нередко. Но остальное казалось тайной. Хотя, какая может быть тайна, когда он протягивает ей руку, приглашая на танец?
Легкая улыбка тронула ее губы. Роксанна смотрела прямо на него, не изображая из себя стеснительную особу - таких было тошнотворно много в высшем свете. Ее рука, затянутая в белую перчатку легла в его ладонь, и девушка позволила провести себя по залу, чтобы увлечься в танце. В танце? Или танцем?
Рука в руке, рука на плече. Его рука на талии, прижимает ее к себе, не слишком тесно, но и не слабо. Настоящий джентльмен. Ах, танцы. Это всегда какая-то удивительная смесь этикета и низменных желаний, обуревавших человеческий (а порой и не только!) души.
Роксанна будто бы витала где-то в облаках, задумчиво глядя через плечо мужчины. Вот он заговорил с ней снова, но она вновь его не поняла. Лишь покачала головой, снова чуть улыбнувшись. Поворот. Каблучки цокают по полу, но их заглушают звуки музыки и топот чужой обуви.
- Прошу прощения, - Роксанна наклонилась чуть ближе к мужчине, но из-за разницы в росте ему пришлось слегка наклониться. Девушка заговорила с ним по-английски, и ее голос прозвучал совсем рядом с его ухом. Обычные слова, но они звучали так, будто она делилась с ним какой-то своей тайной, - но я плохо понимаю по-румынски.

+1

4

Вальс. Такой простой, незамысловатый танец, по сравнению с тем же торжественным полонезом или мазуркой, некогда пришедший из народа – и в то же время чувственный, легкий, как дуновение ветра. Положив одну руку на плечо незнакомке, другой же – взяв ее узкую и нежную ладошку своей широкой ладонью с прохладными, длинными и не слишком ухоженными для дворянина пальцами, он кружился в танце с ней под сводами зала.
В какой-то момент он поймал себя на мысли, что улыбается ей совершенно искренне, открыто, не прячась за маской холодности и высокомерия, так свойственной детям его клана, клана правителей и серых кардиналов.
Незримая броня, «Стойкость» - дар Каина таким, как он, сейчас скорее мешала, нежели помогала – сейчас он жалел, что почти не может чувствовать  всю прелесть мягкой, нежной смугловатой кожи незнакомки, шелка ее перчаток, платья, которое будто бы совершенно не скрывало прелестей ее фигуры. Что его плоть холодна, и оживает лишь от чужой крови, непременно молодой, жертва – не важно, парень или девушка -  не должна была быть старше двадцати лет, либо – реже, куда реже – от любовной близости.
Аромат ее духов, музыка, светлая, легкая, танец, в котором ему хотелось кружиться с ней долго, очень долго, забыв о времени и прочем мире – может, его счастье выглядит именно так? В любом случае, он запомнит надолго этот вечер и ночь.
Да, он часто бывал на званых вечерах, балах, блистая красноречием и умением танцевать. Чаще по долгу службы, нежели для того, чтобы отдохнуть. Но когда время и возможности позволяли, он разрешал себе расслабиться. Нередко уединялся теплыми летними ночами в беседках с юными барышнями – или напротив, усадив в карету, вез их на ночную прогулку. От них ему нужно было лишь пара глотков восхитительной, невыразимо сладкой, живой крови,– а вовсе не их  невинность или тело, как они, возможно, сами того хотели. Жаркие лобзания, превращающиеся в Темный Поцелуй, небольшие манипуляции с волею и памятью, а то и вовсе без оных – это все, что, как правило, было ему нужно. Никого не удивляли легкие головокружения, слабость, даже слезы барышень – чего не бывает в семнадцать, восемнадцать или девятнадцать-двадцать лет?
Главное было - не оставлять слишком явных следов.
Впрочем, бывали и исключения, особенно если Темный Поцелуй дарил слишком сильное возбуждение и страсть. Но дальше нескольких жарких ночей дело, как правило, не шло. Владислав просто бесследно исчезал среди тысяч людей, появляясь в других городах под иным именем. 
В розы, что цветут лишь одну весну, нельзя влюбляться. А если приходилось дарить смертной любовь – стоило также помнить и о том, что рано или поздно придется закрыть ей глаза. Либо связать себя Узами, отчего эта же самая любовь меркла и гасла. Даже лучшие из достоинств с течением долгих лет превращались в недостатки, что уж говорить о мимолетном и крайне эфемерном чувстве?..
С Сородичами все было иначе. Приходилось наперед думать, что могла ему стоить та или иная связь. Дамы его клана нередко предпочитали брать верх в подобном союзе, а находиться на второй роли, или быть используемым – не самая лучшая перспектива. 
Но здесь и сейчас было все по-иному. Он не хотел быть охотником. Не хотел быть и добычей. Ему хотелось именно жить – здесь и сейчас. Не ради какой-то великой идеи, способной увлечь за собой на долгие, долгие годы, не ради своей страны, а ради этого эфемерного, призрачного наслаждения.
Незнакомка не была слишком юна, свежа, чиста и невинна, коими бывали его жертвы. В ней чувствовалось иное – искушенность, страсть, загадка. Тайна, которую хотелось разгадать, рано или поздно. И которая бы все равно ускользнула от него. 
Смелая, раскованная, свободная, эмансипированная, вроде так стало модно говорить?
Она не отводила от него взгляда своих прекрасных глаз, в которых хотелось смотреть и смотреть, как в грани драгоценного камня, таинственно блестящего изнутри сполохами искр.
В какой-то момент он поймал себя на мысли: «Нет, так не бывает. За этим великолепием что-то скрыто. Но что?»
Незнакомка приблизилась к нему почти вплотную, прошептав ему на ухо по-английски, так, как будто делилась сокровенной тайной:
- Прошу прощения, но я плохо понимаю по-румынски.
Владиславу захотелось, чтобы она сейчас еще больше приблизила свои соблазнительные губы и наградила его легким, будто касание перышка, поцелуем. Или даже провела своим язычком по самой его кромке, там, где еще не до конца утратилась чувствительность.
Медленно и осторожно. Чувственно.
Но вокруг было слишком много людей, и он счел это желание непристойным.
- Ничего страшного, я немного говорю по-английски, - слегка наклонившись, тихо произнес он ей в ответ с сильным акцентом, однако не столь интимно, как это сделала она.
- Я попросил разрешения пригласить Вас на танец. И Вы приняли мое приглашение.
Музыка закончилась, но ее отзвуки будто бы все еще продолжали слышаться в воображении Владислава. Венский оркестр был великолепен.
Америка, Новый Свет, судя по произношению и внешности – возможно, поэтому она была так свободна, потому что там это не порицалось, и не преследовалось. По крайней мере, так решил Владислав. 
Ему не хотелось отпускать ее руки. Потому что казалось, отпусти ее – и незнакомка исчезнет, будто видение. Его собственные руки постепенно начинали теплеть, поэтому вряд ли она могла бы заподозрить в нем не совсем обычного человека.
Немного пройдя с ней вдоль зала, там, где не было лишних ушей, он все же нехотя разжал пальцы.
Правила приличия требовали представиться.
- Владислав Паскевич, граф,  - произнес он, церемонно поклонившись, и поцеловав незнакомке ручку.
Когда он, разгибаясь, отстранился и отступил на полшага в сторону, взгляд его как бы случайно скользнул по откровенному декольте незнакомки.
Его мужское естество прямо и недвусмысленно заявило о себе, и он уже представлял, что под ее прекрасным платьем, кроме корсажа и чулок, ничего нет, и ничто не помешает их скоротечной близости – но вовремя одернул себя, мол, что ты задумал, это же неприлично!
Собственное желание казалось ему, в этой обстановке, низменным и неестественно-вульгарным. Но оно зародилось помимо его воли, и существовало по своим законам.
В этот момент он даже обрадовался, что не слишком жив – иначе вместо более-менее естественного цвета кожи щек, шеи и ушей, появившегося вместо бледности, стал бы заметен румянец, выдававший возбуждение.
Подобного рода эмоции были для него той самой зыбкой почвой, на которую он никогда не решался ступать без крайней нужды. 
Заставив себя снова заглянуть ей в глаза, он учтиво произнес:
- А как зовут Вас, леди?

0

5

Раз, два, три. Он делает стремительное движение к ней, она отступает. Он снова старается приблизиться к ней, но она все так же делает шаг назад. Мужчина поддерживает девушку за руку, за талию, осторожно, будто боясь разбить, и в то же время достаточно властно, чтобы она почувствовала себя... как? Как может себя чувствовать та, чье сердце вздрагивает лишь тогда, когда горячая кровь наполняет рот, когда тела сливаются воедино, и сама жизнь начинает течь по венам? В минуты высшего единения, такого, которое не может быть доступно ни одному смертному. Когда самые сильные желания, которые только могут владеть бессмертным соединяются в одно. Кровь и любовная близость.
Можно ли быть, казаться защищенной, закрываясь смертным? Для кого-то это выиграло бы какое-то мгновение, достаточное, чтобы убежать, а не вступать в бой. Ну а потом? Сколько можно так?
Роксанна в какой-то момент опускает глаза, но лишь для того, чтобы вновь лукаво взглянуть из-под длинных ресниц на мужчину. Она продолжает слегка улыбаться, как и всегда, какие бы мысли ее не одолевали, какие бы эмоции не брали верх. Возможно это лишь маска, которая помогает защититься от постороннего вмешательства. А может быть это ее истинное я, кто знает? А что если эта маска уже давно прикипела, приклеилась к лицу, отчего она кажется почти настоящей?
Не зря некоторые утверждают, что есть сражения, похожие на танец; в действительности порой кажется, что танец похож на сражение. Или они не боролись?
Красная тряпка, - звучит голос в голове, еще один незнакомый голос. Она вновь его игнорирует, заставляя свое сознание закрываться от постороннего вмешательства. В другой раз.
Оркестр превзошел сам себя. Удивительно легкая и простая мелодия Шопена лишний раз подталкивала незнакомцев в объятия друг друга. Такая незатейливая, не отягощенная сложными интонациями и завихрениями. Не зря музыканты выбрали "Весенний вальс". Классика вечна.
Вечна...
Еще несколько мгновений назад черты лица незнакомца, бывшие столь скупыми на эмоции преображаются. Это скуластое, несколько гротескное лицо, холодное и мрачное меняется на глазах. Губы растягиваются в улыбке, и даже создается впечатление, что она затрагивает самую глубину его черных глаз. Взгляд невольно останавливается на чувственных, даже пожалуй, слегка женственных губах мужчины. Миг тянется мучительно долго, это можно ощутить даже кожей. Сладостное чувство предвкушения тянется откуда-то изнутри, оно едва не вызывает дрожь. Но разве бессмертный может дрожать, будто от холода? Разве кожа может быть настолько чувствительной?
Может. И Роксанна усилием воли, чудовищным усилием сдерживается, чтобы не дать витэ наполнить ее тело теплом, а кожу жаром. Чтобы в этот томительный миг не отринуть все, и прямо на глазах огромной толпы не наброситься на мужчину, срывая с него одежду, целуя губы, лаская кожу. Позволяя овладеть собой прямо на виду у всех. Прокусывая тонкую кожу, отчего удовольствие сужается до двух соединенных кровью и желанием сердец, и в то же время расширяется до невообразимых размеров в миг наивысшего наслаждения.
Вот он заговорил с ней, и его явный акцент вырвался вперед. Другое произношение гласных, сильный упор на букве "р", отчего она звучит даже слегка раскатисто. Но на это легко закрыть глаза, когда слышишь почти родную речь очень далеко от дома.
- Я попросил разрешения пригласить Вас на танец. И Вы приняли мое приглашение, - пояснил мужчина, терпеливо и неспешно, будто он был учителем, а она ученица. Дав ему договорить, Роксанна улыбнулась еще шире и негромко рассмеялась. Ей показалось забавным то, что он объясняет вполне понятную вещь, которая в объяснении не нуждалась. Но это выглядело так естественно, так по-человечески... что она на какой-то миг забыла, кто она. Она забыла о своем возрасте (а думала ли? Оглядывалась ли назад?), о присутствующих вокруг. Но ее голос был полон такого же скрытого очарования, как и у него, так что люди рядом просто оборачивались на них, не в силах противостоять почти магнетическому притяжению. И действительно, было в этом что-то такое... что непомерно влекло, заставляло не сводить глаз друг с друга, смотреть на губы, прикасаться, едва не обжигаясь. Такое пленительное, зовущее, таинственное. Только здесь и сейчас. Почему бы и нет?
Но вот танец закончился, музыка прервалась на какой-то миг, и часть толпы принялась расходиться по сторонам. Мужчина не желал ее отпускать, да и она была не против. Он отвел ее дальше, от любопытных взглядов, которые касались то его самого, то его партнерши. Кажется, где-то уже пробежался шепот, но Роксанна не стала вслушиваться. Не сейчас. Да и к чему? Она и так знает, что они скажут. Какими бы ни были страны разными, но многие женщины с ярым желанием посплетничать остаются верны себе везде.
Он увлек ее за собой, держа за руку. Поклонился, представляясь. А, дворянин. С такими блестящими манерами на меньшее рассчитывать и не стоило, хотя и бывали исключения. Роксанна даже невольно подумала, что клан аристократов бы таким гордился. По меньшей мере.
От нее не укрылось то, как он смотрит на нее, каким жгучим выглядит его желание. Даже легкий, почти незаметный обычному наблюдателю румянец слегка окрасил кожу щек. Роксанне это льстило, но ей хотелось большего. Гораздо большего. Перед мысленным взором вновь появлялись непристойные сцены, и девушка слегка отклонилась назад, тряхнув головой. Густые, темные локоны, частично убранные в высокую прическу слегка пробежались по смуглой коже, обнажая шею. Это было почти приглашением к любовной игре. Всего лишь миг, и девушка подхватила длинную юбку, совершив легкий реверанс. Смешно: еще минуту назад они кружились в вальсе, прикасаясь друг к другу, а теперь жеманно раскланиваются, соблюдая правила этикета. От этого уголок губ немного насмешливо дернулся, и Роксанна опустила глаза, чтобы ее собеседник не решил, что она смеется над ним.
- Роксанна Ромейн. Не леди, увы, или к счастью, - слегка растягивая слова, произнесла бессмертная, поднимая взгляд и выпрямляясь. Кажется, Владислав хотел что-то сказать, но не успел: на всеобщее обозрение вышел богато одетый мужчина в камзоле с перевязью, орденами, украшавшими одежду, в начищенных до блеска сапогах. Его черные, короткие волосы были разделены прядью и зачесаны назад, а слегка вьющаяся борода лишь немного не доставала до ключицы. Все присутствующие вынуждены были прерваться, дабы выразить свое почтение глубоким поклоном королю.
Вышколенные слуги оказывались тут и там, поставляя напитки по всему залу. Кароль I произнес короткую и торжественную речь (судя по интонации, ибо в остальном Роксанна не поняла ни слова), и все подняли бокалы. Роксанна последовала примеру остальных, и вновь лишь слегка пригубила вино, впрочем, не сделав ни глотка. Поставила бокал на серебряный поднос ближайшего служки, и воспользовалась кратким мигом, когда заиграла музыка, а Владислав отвел взгляд в сторону. Должно быть, красный шлейф мелькнул где-то там, среди толпы, и женский силуэт, потемневший от мрака ночи, исчез где-то на веранде внутреннего двора.
Роксанна застыла под огромным навесом. И вовремя: на улице вовсю шел дождь. Его легкий перезвон смешивался со следующим вальсом, на удивление изумительно подошедшим под эту легкую непогоду. Руки в белых перчатках легли на перила, и девушка почти с силой сжала пальцами деревянную поверхность. Она едва сдерживала себя и улыбалась собственным терзаниям. Оттягивала момент, как могла, когда вновь ощутила чье-то присутствие. Обернулась, слегка отступая назад, вжимаясь в перила. Она знала, кого увидит. И улыбалась.
- А вас не так легко провести, граф, - Роксанна вновь слегка откинула голову назад и закусила губу, плутовато глядя на мужчину в черном.

+1

6

Роксанна была права. Танец – единственная дозволенная этикетом и обществом близость незнакомых мужчины и женщины, и оттого особо приятная. Борьба двух противоположностей - и попытка их слиться в единое целое. Танец. Им можно было выразить то, что вряд ли смогли бы выразить слова, особенно те, что допускаются в светском обществе при первой встрече. Но лишь мысли о близости, этот запретный плод притягивал, манил еще больше, гораздо больше - впрочем, этот запрет существовал лишь в разуме Владислава. Но он был более чем оправдан. 
Послужить зачинщиком дуэли, случайно нарушить Маскарад, и, или – упаси Каин! – сойтись, не ведая того, с дочерью клана Извергов или детьми иных вражеских кланов, попасть в лапы саббатитов и выдать им все, что знаешь – конечно, это было необходимо избегать любой ценой. Равно как и помнить всегда о своем происхождении и предназначении.
Жесткие рамки определенных правил, продиктованные традициями, статусом, титулом – в конце концов, самой его сутью, рамки, с которыми он уже давно сжился и стал почти, что одним целым, лишали подлинной свободы. Смотри, но не смей трогать, дотронься, но не смей обладать, сделай глоток – но не смей утолять жажду до конца. И стоило хотя бы единожды разрушить эти преграды, можно было лишиться и положения, и доброго имени, и репутации, от которой зависело многое, чуть ли не все.
Поэтому приходилось просчитывать каждый шаг и верно расставлять приоритеты.
На первом месте всегда были интересы клана, на втором месте – интересы его Сира,  и лишь на третьем – его самого, как одного из многочисленных сыновей клана Вентру. 
Ведь он был все еще зависим от Сира, и это тяготило.
Конечно, он не догадывался, что рядом с ним такая же не-мертвая, как и он сам. Он жалел лишь об одном – нет, не о том, что ее кровь для него, скорее всего, непригодна, и ему придется заботиться о своем пропитании вовсе не здесь, а о том, что сейчас та мимолетная симпатия, что родилась между ними, исчезнет, будто ее не было никогда. Они были слишком разными, чтобы между ними могло что-нибудь произойти.
Или все же стоило рискнуть?
Иначе зачем Судьба дала ему такой шанс? Даже если это соблазн, искушение – можно же хотя бы раз позволить себе расслабиться и поступить не так, как надо, а так, как хочется.
В конце концов, он же не делает ничего совершенно предосудительного, и в любом случае ему позволили бы поохотиться, маскируя охоту как флирт, прежде чем приступить к основному делу.
Правда, доверенные люди его Сира знали о том, что ему подходит лишь кровь юных парней и девиц, и могли что-то заподозрить, но ведь можно уговорить их войти в его положение… В любом случае, всегда можно было найти решение любой проблемы. 
Роксанна была не просто ослепительно-красива, совсем не той фарфоровой, бездушной красотой, что он часто видел – она таила в себе загадку, тайну, которую по-прежнему хотелось разгадать. Изумрудные глаза, в которых он желал раствориться, чувственные губы, темные локоны, смугловатая кожа тонкой шеи, такая изумительно-нежная, незащищенная, бархатистая и очень мягкая…   
«Интересно, какова она с другими мужчинами? Страстная, или наоборот, застенчивая – но эта застенчивость лишь видимость? И раз она одна, не значит ли это, что она ищет приключений?»
Роксанна так пристально рассматривала его, буквально впитывая глазами каждую черту его лица, что Владиславу показалось, что у него не просто есть все шансы завоевать эту красавицу – она и сама не прочь того, чтобы покориться ему. А если он заблуждается – что же, отказ всего лишь отказ.
От пощечины еще никто не умирал. Главное - чтобы не было лишних свидетелей.
Она ответила ему, и ее голос зазвучал, будто продолжение музыки.
- Позвольте мне … «все же видеть в Вас леди, Роксанна»,  - начал было Владислав, но не успел договорить.
Началась самая важная часть.
Волей-неволей он отвлекся от роковой красавицы, шагнув в сторону и склонившись в почтительном приветствии перед королем.
Он так долго ждал этой ночи!
Закончились войны. Настал мир. Они вернули на престол своего правителя. Они, благородные дворяне, возродили из пепла династию. Объединили земли.
Это был их праздник.
Несколько десятков  лет назад, когда он был живым и видел Солнце, Владислав поклялся самому себе – во что бы то ни стало сделать все, чтобы его страна поднялась с колен после долгого гнета османского ига. Любой ценой. Да, у него не было ничего, кроме титула, гордости и весьма скудного количества денег – только воля и вера. Он был молод и не знал слова «невозможно». Сейчас же его ровесники были почтенными семьянинами, и редко появлялись на званых вечерах, разве что в окружении жен и детей. А он был все таким же молодым идеалистом, для которого будто бы застыло время, разве что взгляд немного постарел.
Приходилось избегать многих встреч – да, он сбрил усы и бакенбарды, часто менял имена, города и платье, но пару раз его все же узнавали, и приходилось выдавать себя за своего младшего брата, ведь годы были над ним уже не властны...
Король заговорил, обращаясь ко всем присутствующим:
- Dragi concetățeni și oaspeți din București!Doamnelor și domnilor!...( Дорогие соотечественники и гости Бухареста! Дамы и господа!) Я, Кароль Первый, милостью Божью помазанный на престол, рад приветствовать всех вас на этом балу. Сегодня настал великий день – мы вернули Добруджу, освободив ее от чужеземного влияния. Более нас никто не заставит платить дань. Румыния вновь займет достойное место среди стран всей Европы...
Владислав так долго ждал этих слов, что сейчас слышал их как в тумане. Слышал и не верил им.  Будто был не здесь, а видел себя со стороны. Когда сбывается мечта, возникает особое чувство – счастья и опустошенности одновременно. Вершина достигнута, и что же будет дальше?..А дальше нужно было снова идти. Снова – но не сейчас.
Торжественные аплодисменты. Кажется, речь закончилась, но он не понял этого не сразу.
Будто со стороны он видел, что рукоплещет вместе с остальными. 
Наваждение исчезло.
Внезапно он заметил, что Роксанна исчезла, лишь красный шлейф мелькнул где-то в стороне веранды.
А на него внимательно смотрел один из гулей его Сира, молодой внешне и пожилой в душе Серго.
Мотнув головой, немного досадливо и в то же время с добродушной улыбкой, Владислав первым подошел к нему.
- Приветствую, Серго. Чудный вечер. Странно себя чувствуешь, когда сбылась мечта.
- Доброй ночи. Я разделяю Ваши чувства, Владислав. Меня просили напомнить, чтобы Вы переговорили с одним человеком. А также напомнить об осторожности.
- Благодарю. Серго, я не забыл о своем долге. Просто сегодня у меня праздник. Да, мой Сир хочет, чтобы со мной было все в порядке, и чтобы я нигде не ошибся. Но я хочу хотя бы несколько часов пожить для себя. Отдохнуть, хоть немного. Поверьте, я успею выполнить то, что обещал. Понимаете, о чем я говорю?
- Конечно.
- Славно. Я не хочу покупать Ваше молчание. Все будет хорошо, обещаю. Просто…дайте мне немного времени.
- Не смею более Вас задерживать. Приятного вечера, - понимающе кивнул Серго, и сделал шаг в сторону, будто растворяясь в толпе.
Ему удалось пройти незамеченным к веранде – ведь вряд ли бы Роксанна так просто покинула вечер. Конечно, она просто хотела уединения – как и он.
Еще несколько шагов, показавшихся бесконечно-долгими.
Шум дождя, свежесть осеннего вечера – и аромат ее духов, все смешалось воедино.
- А Вас не так легко провести, граф, - произнесла она, улыбаясь.
Отчего-то сейчас она показалась ему призрачным видением.
- Может, я сам желаю быть обманутым…Вами?  - как-то странно улыбаясь, произнес он, пристально глядя ей в глаза. Еще шаг – и он подошел к ней вплотную, положив руки на перила. Еще не объятья, но уже не свобода.
Даже желай она того, ей вряд ли удалось бы ускользнуть от него вновь. 
Расстояние было до неприличия близким. 
- Кто же Вы, сударыня? Дивное видение, сон, или, может, иное? – произнес он, почти касаясь губами ее уха.   
Сегодня он хотел, чтобы Судьба позволила ему все. И неважно, чего стоило бы это мимолетное счастье.

+1

7

Похоже, ее не особо волновало то грандиозное событие, благодаря которому король собрал всех присутствующих в этом огромном и величественном зале. Толпа была воистину внушающей, и все как один, завороженно смотрели на венценосного царя, внимая каждому его слову. Все, кроме одной. Как в замедленном режиме, со слегка смазанными движениями она ныряла в свободное пространство между гостями, отчего красное платье будто бы оставляло после себя едва заметный след. Роксанна двигалась очень плавно, грациозно ступая белыми туфельками по до блеска начищенному полу. Такие движения отточены временем и бесконечными ночами охоты. Ведь она такой и была, как и все бессмертные по своей природе - хищником. И какой бы ни была маска, убеждения и личные воззрения - каждый из Сородичей внутри себя оставался идеальным хищником, и вечно голодный Зверь был лишним тому доказательством.
Король говорит - но Роксанна не понимает ни слова. Да и слушает ли она? Медленные движения слегка ускоряются, и алый шлейф быстрее мелькает за спиной какого-то господина.
Вспышка. Изумительный женский силуэт кажется невообразимо близко. Или хочет казаться? Пышные локоны приподняты, обнажая длинную смуглую шею. Над туго затянутым корсетом можно увидеть лопатки - кажется, что все тело живет собственной жизнью, и каждая его часть двигается сама по себе. Хочется увидеть, как же, как же движется остальное тело...
Не зря многие пытались рисовать ее с натуры. До чего же губительной бывает красота.
Двери, выходящие на веранду были закрыты полупрозрачными гардинами, отчего создавалась небольшая иллюзия тумана - занавесь была легкой, газовой, молочного оттенка. Рука в белой перчатке с присущим ей изяществом отодвинула шторку, и на веранду вышла Роксанна.
Через несколько секунд она уже стояла у самых перил, пока зал наполняла тишина, прерываемая лишь голосом короля. Но внезапно его голос заглушили другие. Много, много голосов - мужские, женские, даже детские. Смех, плач, мольба - все они смешивались, превращаясь в удивительную и ужасающую какофонию.
Страшно, страшно выходить из дома, - девичий голос содрогался от ужаса. Ему вторил другой, мужской:
Я пожру ее душу, впитаю ее в себя, и мы станем едины. Навсегда.
Ребенок плачет. Затем смеется. И вновь женский голос, совсем иной произносит:
Стыдно. Но она такая вкусная, я хочу еще... Да. Пожалуйста. Ударь меня.
Женщина кричит, всхлипывая. Затем явственно слышатся стоны удовольствия. Они готовы влиться в сознание так, что еще немного - и захватят его целиком. Все они. И в этот момент Роксанна закрывает свое сознание от неожиданных "гостей". Между бровями пролегает легкая морщинка, такая резкая, что кажется почти нарисованной. Такой просто не бывает на подобном гладком, и совершенно лице. Лоб вновь разглаживается, и на нем не остается и следа былой напряженности. Только вот пальцы сжимают перила чуть сильнее обычного.
Она мгновенно абстрагируется, переключаясь от назойливого вторжения к собственным мыслям. Это здорово помогает остаться собой.
Перед мысленным взором появляется картина: воздушные занавески раздвигаются под влиянием черной тени, застывшей с другой стороны. Девушка в красном платье медленно поворачивается с довольной и немного хитроватой улыбкой на лице. Ее новый знакомый полон решимости, и идет к ней.
И она действительно оборачивается. Легкий флирт похож на прелюдию перед любовной игрой.
Но он, кажется, горит.
Ей не нужно заглядывать ему в душу, чтобы сказать это наверняка. Это написано прямо на его лице, на его холодном и гротесковом лице. Только сейчас оно обжигает. Улыбка расчерчивает его губы, кажется, что она затрагивает даже его глаза. И черные омуты будто загораются огнем желания.
Роксанна хочет шутить. Сказать, что еще немного, и она подхватит свою юбку и убежит от огня. Потому что огонь губителен и ужасающ для таких, как она. Потому что хищников отпугивает огонь. Потому что никто не хочет сгореть.
А побыть на грани и не обжечься? Это возможно?
Внутренний голос шепчет: "Да". На сей раз он принадлежит ей. Да?
- Может, я сам желаю быть обманутым… Вами? - низкий и бархатный голос раздается совсем рядом. Владислав уже стоит совсем близко. Так интимно, почти тесно. Куда там ее пресловутому корсету.
Она могла бы убежать, если бы хотела. Он бы даже не заметил - достаточно заставить кровь нестись по венам скорее. И вот, она бы была уже далеко.
Но она не такая. Она не бежит от своей страсти, а приветствует ее, распахивая объятия и принимая в себя.
Перед глазами движется новый образ: девушка запрокидывает голову назад. Прядь волос, упавшая на грудь змейкой движется вместе с ней. Большая, мужская ладонь с длинными пальцами ласкает полу обнаженную грудь, вздымающуюся над корсетом. Убирает прядь в сторону, гладит шею, продвигаясь выше. Указательный палец проходит по нижней губе, и девушка берет его в рот, слегка дотрагиваясь языком. Мужчина не выдерживает, прижимается губами к ее шее. Его поцелуи жгучи и будто бы слегка нетерпеливы. Они стремятся сверху вниз, или... снизу вверх? Мимолетное видение будто замедляет ход и возвращается вспять, возвращается вместе с Роксанной. Ее глаза слегка затуманены: она кажется такой мечтательной. Улыбка не сходит с ее лица, впрочем, как и с лица ее нового знакомого.
- Кто же Вы, сударыня? Дивное видение, сон, или, может, иное?
- Вы мне скажите, - шепчет Роксанна, слегка прикрывая глаза. Она готова поклясться, что чувствует его прикосновение и знает, что он явно испытывает к ней схожие желания - иначе он бы не был так близко. Бессмертная набрасывает на него свою страсть, словно бы расширяя границы дозволенности. Она поднимает его эмоции до возможных пределов, заставляя погрузиться в пучину сильных чувств. Их жар может стать невыносим, почти опалить, да что там - он может просто потерять над собой контроль. Так бывало. Но это даже и к лучшему.
В этот самый миг, миг несдержанности и чувственной воодушевленности бессмертная почти не предпринимает никаких усилий - кровь сама будто бы нагревается, делая ее настолько горячей, насколько может быть горячей живая, смертная девушка.
Роксанна поворачивает к мужчине свое лицо. На мгновение застывает, прижимаясь щекой к щеке графа Паскевича. Такое удивительно нежное и трепетное движение, сплетенное на поразительной пылкости кажется продолжением прелюдии, которая грозит вот-вот оборваться, перейдя к чему-то большему. И неважно, кто это увидит. Есть только здесь и сейчас.
Внезапно девушка хватает его за руку - не агрессивно, но совершенно неожиданно. Она увлекает его за собой, сбегая вниз по ступенькам веранды, под проливной дождь. Они мгновенно намокают, отчего волосы начинают прилипать к шее, а одежда... одежда обтягивает тело еще сильнее, хотя, казалось бы, куда дальше?
Роксанна уводит Владислава за собой, под деревья. Она успевает сделать водевильный разворот, смеясь и глядя прямо на мужчину. И вот, они уже под деревьями, хоть они не так сильно спасают от дождя. Но вряд ли это было целью.
Эта легкая игра, развлечение. Оно подобно Охоте: только можно ли кого-то точно назвать жертвой, а кого-то охотником? Или это охота на охотника?
Она будто позволяет завладеть собой. Откидывается спиной к дереву, исподлобья глядя на мужчину. В глазах мелькают опасные огоньки. Руки тянутся вверх, падая на черный сюртук. Поглаживают мокрую ткань, плавно смещаясь к белой рубашке. Бедра сами слегка подаются вперед, почти прижимаясь к бедрам мужчины. Но она тут же отстраняется. Вся, даже руки - они поднимаются вверх, вжимаясь в жесткую кору дерева вместе с ней. Девушка держит их навесу, слегка разведя в стороны, поворачивая запястья, скрытые атласной тканью внутренней стороной к мужчине. Грудь поднимается и опадает, создавая иллюзию частого дыхания. Лукавый взгляд - и вот глаза вновь слегка прикрыты, будто в преддверии блаженства.

+1

8

Они лишь соприкоснулись, мимолетно, будто случайно – а дальше неведомый порыв заставил реальность вокруг потерять свои четкие очертания. Владислав не понял, что же именно захлестнуло его разум, и отчего граница между приличиями и желаниями была сметена порывом ураганного ветра. Еще мгновение -  и он бы жадно впился своими губами в губы Роксанны, лобзая их с неистовой страстью, и обнимая ее так, словно боялся потерять. Но желанное видение оборвалось столь же внезапно¸ сколь и началось. Роксанна, с лукавой улыбкой взяв его за руку, повлекла за собой. Они побежали вниз по ступенькам веранды, там, где шумел дождь – так, будто пытались сбежать ото всего света, от всего мира. Деревья приютили их под своими кронами, но Владислав не обращал никакого внимания на дождь. Роксанна смеялась, звонко и счастливо – а затем, будто увлекая за собой в мир соблазнов, откинулась спиной на ствол дерева. Мгновение – и он, вновь крепко прижав ее к себе, почти что вдавив в ствол дерева, жадно поцеловал в губы, воплощая мечты в реальность. Его руки тем временем блуждали по ее спине, стану, вздымающейся груди под корсетом, будто ища что-то важное, но Роксанна не сопротивляется, нет – напротив, она разводила ноги, будто жаждала большего.
Он и сам хотел куда большего, восставшая плоть просто пульсировала, будто была вполне себе живой.
Лишь на мгновение прервав поцелуй, он перехватил ее запястья – так, что они оказываются прижатыми к дереву, и вновь возобновил неистовый натиск.
Он будто жаждет завоевать эту крепость во что бы то ни стало, отчего-то не встречая никакого сопротивления. 
Желание жаркой и удушливой волной переполняло его разум.
Вряд ли их видели здесь, а если и видели – и что такого предосудительного? Ему уже давно не восемнадцать лет, и он сам волен выбирать себе любовь или удовольствия.
Он сам волен делать то, что не противоречит законам, а все время бояться осуждения света – нет, это было не для него. 
«Впрочем…прямо здесь, в саду, на прелой листве, под струями дождя? Нет, это неправильно», - последняя, относительно трезвая мысль посещает его разум, и теперь уже он, пусть и пьяный от желания, видя все будто со стороны, уверенно и немного властно взяв ее за руку, с какой-то дьявольской улыбкой ведет за собой, туда, где оставил свою карету.
- Здесь неподалеку чудная гостиница, моя роковая обольстительница, - немного хриплым голосом от переполнявшей его страсти произносит Владислав, спеша вместе с ней прочь из дворца. – А после я покажу Вам город. Если успею.
В запасе было где-то около трех часов. За это время можно было успеть многое, и насладиться наконец смуглокожей темноволосой красавицей. По крайней мере, он так рассчитывал, поскольку после его должны были ждать дела. Он же обещал – а значит, обязательно бы все выполнил.
Экипаж располагался неподалеку от ворот, они быстро дошли до него. Галантным жестом открыв перед ней дверцу, Владислав подал ей руку, чтобы та первая смогла сесть в него. Затем сел сам и захлопнул дверцу.
- Pe Bulevardul Victoriei, la hotel "Parisul Estului"( На Проспект Победы, к гостинице «Восточный Париж»), - произнес Владислав кучеру, продолжая приобнимать за талию Роксанну.
- Надеюсь, Вы не слишком промокли и замерзли под этим дождем, мисс, - с доброй усмешкой добавил он, целуя ее руку, стараясь не забыть каждый пальчик. Невинный жест, вроде проявление вежливости – и самая настоящая ласка интимного толка, обрамленная в целомудренные рамки.
Карета тронулась. Копыта лошади звонко цокали по мостовой, заглушая шум дождя. Улица была почти безлюдной, на ней было расположено множество небольших, уютных кафе, дома с яркими стенами и разноцветными крышами освещали многочисленные газовые фонари, рядом с ними располагались некогда пышные, а теперь увядшие цветники и палисадники, что были совершенно не похожи друг на друга. Более того, вдалеке смутно виднелась настоящая новинка того времени – трамвайные пути. Мимо них в окошке проплыло здание церкви, щедро подсвеченное газовыми рожками – готическая архитектура вычурно переплеталась с модерном.
Бухарест в этой части чем-то действительно неуловимо напоминал Париж. 
А Проспект Победы – Елисейские Поля.
Владислав часто ловил себя на этой мысли. Он однажды был во Франции, и хорошо запомнил ту атмосферу свободы и легкости.
Вскоре они оказались рядом с гостиницей – здание в стиле миниатюрной копии одного из французских шато с вывеской в готическом стиле, и он вновь вышел первым, галантно подав даме руку.
В окнах гостиницы горели огни, на нижнем этаже, где располагался ресторан, тоже горел свет множества свечей, звучала незатейливая, но веселая мелодия скрипки.
Слышались голоса, похоже, праздник был и здесь в самом разгаре.
Швейцар, вежливо поздоровавшись, открыл перед ними двери.
- Прошу Вас, мисс, - вежливо произнес Владислав, уступая дорогу даме и проходя внутрь за ней следом.
Подойдя к стойке, он заказал номер для них двоих, на одну ночь. Немолодой портье, принявший заказ, сдобренной внушительного номинала ассигнацией, без лишних расспросов отдал им ключи.
И вот, наконец, от заветной комнаты их отделяла всего лишь лестница, подсвеченная несколькими канделябрами. Он почти взбежал с ней наверх, держа ее за руку, увлекая за собой. Будто ему было двадцать лет, и это было его первое по-настоящему любовное свидание.
Ключ в двери. Уютный, теплый номер, огромная кровать с балдахином, несколькими шелковыми подушками, лежавшими в изголовье, белоснежными простынями, шкаф, стол с канделябром, два кресла и камин, рядом с которым лежала огромная шкура медведя.
Он больше не мог ждать. Закрыв дверь на ключ, он вновь обернулся к Роксанне.
С хищной усмешкой он произнес, кладя ей руки на плечи:
- Итак. Наша ночь началась, моя прекрасная обольстительница.

0

9

Не забывай дышать.
Как можно дышать, когда твое тело давным-давно мертво, а вздымающаяся время от времени грудь лишь способ изобразить когда-то отнятую жизнь?
Можно. Нужно! Это уже часть изученной игры, отрепетированной и хорошо поставленной. Когда какой-то призрачный кукловод дергает за ниточки, привязанные к частям тела и они вздрагивают, движимые его волей. А может, его не существует, и это лишь плод... фантазии инакомыслящего создания.
Роксанна встречается взглядом с черноволосым мужчиной, казалось бы, задыхающимся от нахлынувших эмоций. Его длинные волосы тут и там прилипают к лицу, шее, закрытой черным сюртуком. Но почему-то от этого он не выглядит хуже, наоборот - кажется таким живым, исполненным самых низменных и самых ярких чувств. Хотя когда она увидела его впервые, то не могла сказать точно, может ли он улыбаться.
Дерни за ниточку, - шепчет хитрый, скрипучий голос. - И улыбка разойдется швами по лицу.
Наверное, голос сказал что-то еще. Наверное, все они говорили, все смеялись над ней, кто-то кричал, кто-то плакал, кто-то выл, кто-то умолял... Но она уже не слышала их. Владислав резко стер границу между ним и ней, впившись пылким поцелуем в ее губы. В этом не было ничего нежного или похожего на скромные, благопристойные поцелуи в период далекой, еще человеческой молодости...
И он совершенно не был похож на первого жителя Бухареста, оказывающего ей знаки внимания. Совсем не как... как же его звали?
Это было и неважно. Губы встречались, языки ласкали друг друга как любовники в постели. Роксанна ощущала, как по ее телу проходит словно бы яркий импульс, сильный и резкий, но безумно приятный. Этим импульсом, очередным приступом на пороге желания оказалась рука Владислава, так умело осыпающая ласками ее тело. Этого казалось мало, между ними не должно быть никаких преград! Даже одежда, намокшая после ливня казалась непомерно тяжелой, такой мешающей и создающей более толстый слой между двумя сгорающими от жажды, телами.
Но таинственный румын в какой-то миг обрывает поцелуй, хотя их губы горят так, будто они оказались в пылу сражения. Мужчина закрывает ее запястья своей рукой - ему достаточно одной, рядом с такой они действительно кажутся хрупкими и тонкими. Он вновь прижимает ее своим телом, так сильно и решительно, будто хочет смять ее под себя. И она позволяет ему это делать с собой, потому что все так, как и должно быть. Потому что она хочет этого, и заражает своим желанием других.
И несмотря на плотный слой юбок, Роксанна ощущает легкий напор в области таза. Раскрасневшиеся губы со слегка истертой помадой вновь растягиваются в улыбке, но она отбрасывает все свои шутки в сторону, как ненужные игрушки - они для других. Она уже готова принять его, но сцена под деревом будто бы смазывается, оставляя после себя лишь нечеткие линии. Еще секунду назад он готов был взять ее прямо здесь, она видела у него это в глазах, но тут он действует ее же оружием, только, наверное, неосознанно: берет за руку, и уводит подальше от огромного дворца с тысячей свечей. От дворца сбывающихся надежд и мечтаний, от дворца, опьяненного победой.
И действительно, недалеко от величественных сводов их ожидала карета. Очевидно, что его карета - это было само собой разумеющееся явление в таком обществе и для такого, как он. Его изысканные одежды, тщательно подобранные и дорогие не были секретом. Но он явно этим не кичился - это такое редкое достоинство для людей его круга.
Вот Владислав подает ей руку, надежно придерживая за ладонь - Роксанна другой приподнимает слегка подол длинного платья, приоткрывая на миг щиколотки, затянутые в чулки с надетыми поверх туфлями. Мелькает мимолетное воспоминание из книг... Что-то о том, что Клеопатра могла очаровать мужчину лишь немного приподняв подол своей длинной туники, чтобы тот мог узреть ее великолепные щиколотки.
Улыбка вновь мелькает на лице Роксанны, когда она садится в карету. Владислав не отстает ни на минуту, и тут же отдает ясный приказ кучеру. Экипаж рвется с места, пока граф пытается высказать свое беспокойство по поводу самочувствия своей дамы. Ах, как он галантен, как благороден! Старается сохранить лицо даже тогда, когда ей удалось на миг сорвать его маску. А может, это и есть он, благородный рыцарь?
Но даже у благородного рыцаря есть особые ниточки, потянув за которые можно пробудить в нем воистину животную натуру. Хотя сколько животного в том, как он сейчас целует ее пальчики, так трепетно, будто бы воздерживается от нового проявления ярких чувств. Но нет, желание прикасаться к даме так, прикрываясь этикетом выглядит скорее сдержанной прелюдией.
Мимо стремительно проносились дома, улицы, здания. И все они сливались воедино, похожие друг на друга, напоминающие другие города, в которых она когда-то уже бывала... Когда много путешествуешь, после определенного времени сходство теряется, и один город кажется лишь продолжением другого.
Карета остановилась возле какой-то гостиницы судя по вывеске. Владислав легко спрыгнул с подножки, вновь подавая своей спутнице руку. Все происходило очень быстро: холл, стойка портье, коридор. Лестница, свечи, комната. Роксанна будто бы не обратила внимание на взгляд, которым одарил ее портье перед тем, как они удалились в свой номер: смесь любопытства и восхищения.
И вот, они уже в предоставленной и щедро оплаченной комнате. Владислав кладет руки ей на плечи, усмехаясь:
- Итак. Наша ночь началась, моя прекрасная обольстительница.
Ей не нравится этот жест, и она мягко отстраняется. А может, она снова решила поиграть на его чувствах?
Смотрит прямо ему в лицо, без малейшего страха. Она больше не улыбается. Отходит назад, медленно. Лунный свет, падающий из окна озаряет ее безупречное личико. Нет, показалось. На нем все так же играет улыбка, а в глазах горит тот самый лукавый огонек.
Роксанна обходит кровать, застывая у одной из колонн, поддерживающих навес с балдахином. Ее руки в перчатках обнимают колонну, и лицо немного выглядывает, как бы из-за угла. Она медленно стягивает с руки одну перчатку и бросает ее прямо к ногам Владислава, будто бросает ему вызов. С улыбкой качает головой, облизывая губы.
- Да-да, мой дорогой граф. Неужто вы не ожидали, что дама может бросить вам вызов? - девушка издает короткий смешок, опускаясь на кровать и отклоняясь назад. В этот момент подол платья вновь слегка приподнимается. С ноги соскальзывает туфелька, и Роксанна расслабленно поводит плечиками. То вглядывается в лицо мужчины, то прикрывает глаза. Должно быть, еще ни один соперник Владислава никогда не казался таким спокойным перед битвой. И уж точно не выглядел настолько обольстительным.

+1

10

Тем, кто обуздывает свои желания, удается это делать лишь потому, что желания их не бывают настолько сильны, чтобы быть необузданными. Сейчас же, когда его страсть была подобна течению горной реки по весне, в час, когда таят вековые льды, сдерживать ее не было никакого смысла и прока – она смела бы любые преграды.
Роксанна вновь его удивила, и довольно сильно, не сказать, чтобы это удивление было неприятным. Напротив – оно его раздразнило. От него отстранились, будто увлекая в виток новой чувственной игры. Она перестала улыбаться, будто достигла того, чего хотела. Теперь в ее взгляде читалось лукавство, немного дьявольское.
Немудрено, они оба прекрасно знали, зачем оказались в этой комнате.
Владислав стал медленно расстегивать сюртук, пристально наблюдая за поведением своей обольстительницы. Вот она обходит кровать, застывая у одной из колонн, поддерживающей балдахин, кокетливо стягивает с руки одну перчатку и бросает ее прямо у ног Владислава.
- Да-да, мой дорогой граф. Неужто Вы не ожидали, что дама может бросить Вам вызов, - произносит она тем же завораживающим мягким голосом, садясь на кровать.
Ее туфелька с негромким стуком падает на пол, обнажая восхитительную лодыжку в прозрачном шелковом чулке.
Сняв сюртук, и бросив его на спинку стула, он быстро наклонился и поднял перчатку.
Нарочито внимательно рассмотрев ее, он небрежно перебрасывает перчатку через плечо, к висящему черному сюртуку.
«Вызов брошен. Вызов принят», - буквально читается в его глазах, но он не говорит ни слова. Взгляд Владислава, который уже просто-таки переполняла страсть и вожделение, буквально схлестнулся с взглядом Роксанны, слившись воедино. Тем же нарочито-медленным шагом он подошел к ней, будто бы хищник, крадущийся к своей жертве.
Так же медленно проведя языком по наполовину пересохшим от жадных поцелуев губам, он негромко произнес:
- Увы. Вы сами этого захотели…
Мгновение – и он буквально набрасывается на Роксанну, жадно целуя ее в губы и лаская ее тело, полностью опрокидывая на кровать. Попутно он стал ее раздевать, путаясь в завязках и застежках,  освобождая ее роскошное тело от намокшего платья, которое вскоре оказалось на полу. Пара минут – и на ней оставалось только белье, которое мало что прикрывало, да и сам он попутно успел расстегнуть свою рубашку и пуговицы на штанах.
Еще мгновение – и ее груди освободились от новомодного корсажа, показавшись перед ним во всей своей красе, а нижняя юбка была безжалостно задрана кверху, оставляя совершенно открытым доступ к ножкам и святая святых любой женщины. Его рука скользнула между ее ножек, дабы приласкать жемчужину наслаждений и подготовить лоно. Что-то липкое и теплое тут же обволокло пальцы, видимо, она была более чем готова к их близости. В воздухе поплыл металлически-солоноватый запах крови, но Паскевич решил, что это естественно в определенные дни месяца для всех женщин, и вначале не придал этому никакого значения – некоторые из них в эти дни были просто ненасытны в любви.
Подушечка его пальца нежно, но тщательно ласкала эту самую крохотную жемчужину. Запах стал сильнее, будто дразня вампира.
Кровь - это еще больше раззадорило нависшего над Роксанной Владислава.   
Осыпая ее шею и груди страстными поцелуями, а другой рукой беспорядочно скользя по её телу, он, отстранившись в какой-то момент,  еще шире развел ей ноги. Он будто  принуждал своими коротким властными жестами и движениями полностью открыться перед ним.  Сам же он неизменно оставался сверху.
Черные волосы давно растрепались, так же, как и волосы Роксанны, темной волной расплескавшиеся на белоснежных простынях.
Его нисколько не смущало то, что на его спине останется пара царапин, в такие моменты легкая боль возбуждала его еще сильнее.
Еще мгновение – и белоснежная рубашка упала прямо на красное платье Роксанны. 
Затем, отстранившись и опираясь на колени, он взял ее за бедра, приподняв их слегка вверх, и без лишних проволочек вогнал свою восставшую плоть прямо в ее сладкое лоно. 
Закрыв глаза, он то отстранялся, то входил в нее полностью, уверенно тараня мощными движениями податливое тело Роксанны, буквально насаживая на себя. Удовольствие, неимоверное, невыразимое, разливалось по его жилам. Сильные пальцы с наслаждением мяли ее пышные формы, столь сладостные и приятные.
Еще немного - десять минут, или чуть больше - время сейчас имело мало значения, и удовольствие стало нестерпимым.
Запрокинув голову, и в последний раз насадив на себя ее нежное тело, он щедро извергся в нее. Из горла вырвался торжествующий хриплый крик, похожий больше на рык зверя.
Но он не лег рядом с ней, а наоборот, встал.
Слегка упираясь коленями в постель, но при этом стоя на полу и как бы возвышаясь над ней, он мутным и полупьяным взглядом обвел почти что растерзанную красавицу, которая наслаждалась явно не меньше его.
Широко улыбнувшись, он немного приласкал пальцами расширенное лоно, а затем развратным жестом облизал их, намекая на продолжение их любви.
Внезапно он понял, что эта кровь имеет привкус самого настоящего витэ. Причем не его собственного. Даже незначительного ее количества было вполне достаточно, чтобы понять правду. 
Выражение на его лице резко сменилось с удовлетворенно-счастливого на изумленное и обескураженное.
Ситуация была из ряда вон нелепой.
Тут же нависнув над Роксанной, и едва успев застегнуть штаны, он, на всякий случай прижав одну руку к ее горлу, но не сильно, а так, чтобы та просто не смогла напасть на него либо сбежать, а другую руку к ее груди, он произнес:
- Каков Ваш клан, Роксанна?

+1

11

Томительно ожидание разливается по комнате. Роксанна исподлобья глядит на мужчину, медленно освобождающегося от пут условностей, от собственной одежды. Раз - и расстегнутый сюртук падает на спинку стула. Два - за ним летит вслед ее перчатка, которую Владислав оглядел так придирчиво и внимательно, будто пытался прочесть на ней что-то.
Роксанна поигрывает ножкой, наслаждаясь минутами упоенного предвкушения. Ей нравится наблюдать за тем, как он подходит к ней, неспешно, будто никуда не торопится. Она видит в его глазах огонь, подобный ее. Только он не пугает, как тот огонь, что горит в каминах у всех тех, кто сейчас отдыхает в своих домах. Этот огонь притягивает, с ним хочется слиться воедино, вобрать в себя.
- Увы. Вы сами этого захотели… - с этими словами Владислав буквально наваливается на нее, придавливая своим телом. И танец начинается.
Бессмертная, охваченная страстью гладит его обнаженную шею, попутно отвечая на поцелуи. Ее горячие губы от крови, бегущей по венам целуют его шею, ключицу, мочку уха, впиваются в губы. Она почти готова укусить его, чтобы вобрать в себя еще больше наслаждения, прибавив к плотским утехам удовольствие от крови. Вот он путается в завязках, она так же торопливо помогает ему освободить ее же от них. К чему эти помехи? Два тела жмутся друг другу, кожа трется о кожу. О, она чувствует себя действительно живой!
Холодный. Досчитай до трех. Смерть к лицу. - где-то на подкорках сознания голоса перешептываются, они назойливы, как комары в удушливые и влажные ночи. Они стучатся в закрытую дверь. Но зачем стучать, если их там не ждут? Может быть, именно поэтому.
Ее руки, губы продолжают танец. Вспышка воспоминания - они танцуют вальс в огромном зале с высокими колоннами. И сейчас они переплетаются в объятиях, переворачивая друг друга и лаская что есть сил. Корсет отлетает в сторону, нижняя юбка задирается, открывая взору тонкое кружево модных и очень коротких панталон с бесстыдным вырезом посередине. Когда такие только появились в моде, престарелые матроны возмущенно восстали, мол, это бесстыдство, даже если нынешним девам удобнее так. Но Роксанна явно была не из тех, кто тратит свое время на липкое чувства стыда и вины. Особенно сейчас, когда сильная мужская рука так бесстыдно ложится у нее между ног, лаская самые укромные уголки.
Девушка стонет, царапая кожу Владислава. Ее ноздри трепетают, еще немного - и она выпустит клыки, проткнет его кожу, втягивая в себя кровь. Но она вновь сдерживается, оставляя еще одни сладостные желания на потом.
Он явно ощущает, что она готова принять в себя его восставшую плоть, поэтому ловко подхватывает ее за бедра и насаживает на себя. Они двигаются друг другу на встречу, оглашая комнату протяжными стонами, короткими вздохами и прерывающимися постанываниями.
Роксанна стискивает бедра, скрещивая длинные ноги у мужчины за спиной, сжимается, доставляя мужчину еще большее удовольствие. В какой-то момент она вновь заставляет его эмоции подскочить выше, примешивая к воистину женской силе силу своих вампирских способностей. Мужчина не может сдержаться, она обхватывает ее сильнее, в то время как Роксанна царапает его спину до крови. В нос ударят резкий, металлический запах, она почти ощущает его на губах. Кричит, бьется в исступлении, и их стоны смешиваются. Эмоции кажутся настолько сильными, чувства - избыточными, что все нутро едва не дрожит от восторга.
Вот Владислав медленно выходит из нее, но не ложится рядом. Довольно личико Роксанны кажется каким-то сонным, глаза полу прикрытыми. Черноволосый мужчина явно не против продолжит. Его пальцы вновь дотрагиваются до ее чувствительной глубины, поглаживая и дразня. Неожиданно он протягивает руку ко рту, слизывая ее кровь. Только вот выражение его лица немедленно меняется. Оно становится настолько пораженным, насколько может быть. Сначала Роксанна не придает этому значения, вполне возможно что во тьме он просто не видел ее крови. Но тут он хватает ее за горло, давит на грудь, и задает сакраментальный вопрос:
- Каков Ваш клан, Роксанна?
Она не отвечает. Способности пробуждаются в ней, и мужчину охватывает заметное лишь ее глазу сияние. Переплетение цветов, он окружен ими. На заднем плане пылают алые цвета желания, сдающиеся под натиском фиолетовых, салатовых и темно-синих оттенков. Но самое главное... что все они бледные. А это значит только одно. Он такой же Сородич, как и она. И черт его разберет, какими силами он обладает.
Но самое главное, что держит он ее не сильно, будто не понимает, что это ее не остановит, пожелай она того. Она могла бы вкачать кровь в физическую силу, оттолкнуть его. Заставить свое тело двигаться так быстро, чтобы убежать, но... Но.
Улыбка не сходит с лица Роксанны. Такая же соблазнительная и чертовски привлекательная, очерчивающая ее чувственные губы, которые еще несколько секунд назад мужчина был готов целовать.
- Полно Вам, Владислав, - ее приятный, грудной голос кружит голову, отвлекая от дурных предчувствий. - В конце концов, это просто неприлично - задавать подобные вопросы. Точно так же, как и спрашивать о возрасте.
Ее слова о манерах и поведении невольно заставляют задуматься: стал бы кто-то из приспешников Шабаша говорить подобные вещи, так тесно применимые в обществе Камарильи?
Роксанна смеется. Не безумным смехом, свойственным многим представителям ее клана, но приятным, бархатным смешком она ублажает слух румынского графа. Загадка кажется мучительной, непостижимой. Вот он будто приоткрыл завесу тайны, но вопросы посыпались еще больше.
Левая рука Роксанны медленно, будто бы специально, чтобы мужчина видел, ложится на его руку, которую он держит поверх ее груди. Роксанна медленно поглаживает ее, опускаясь взглядом на грудь Владислава, будто жаждет продолжения.

+1

12

«Действительно», -  подумал Владислав,  - «Вряд ли Роксанна приспешница Шабаша. Кажется, они вообще неспособны на плотскую любовь, только на издевательства. Виктор же говорил, любить могут лишь те, кто человечен. К тому же, им вообще чужды понятия о приличиях. Чем больше вседозволенности – тем лучше. Значит, все же не из них…»
Во взгляде постепенно исчезало удивление и беспокойство, уступая место прежнему вожделению.
Но освобождать ее из весьма странных объятий или отстраняться он не спешил.  Владислав нежно, и в то же время страстно перехватил руку женщины и погладил ее. Будто хищный зверь, он вновь прильнул к Роксанне и страстно поцеловал ее в шею, не спеша отвечать на вопрос. И лишь затем произнес – негромким шепотом, в самое ушко роковой красавицы:
- Боюсь, мы зашли итак слишком далеко... презрев все мыслимые приличия. Возраст Ваш мне неважен. У цветов Вечности его просто нет…
Он подозревал, что Роксанна вполне может одержать верх над молодым неонатом, пусть даже из клана Вентру. Впрочем, ощущение того, что рядом с ним такой же ночной хищник, как и он сам, приятно щекотало нервы. 
Его волосы, которые давно растрепались беспорядочной черной волной, слегка касались нежной кожи вампиреллы. Другой рукой,  которая все же освободила ее горло, он вновь начал ласкать ее тело, пробуждая к новой страсти.
Внезапно ему в голову пришла странная мысль. Впрочем, не столь уж странная для его клана – он хотел, чтобы эта павшая перед ним крепость выказала полную покорность. Эта мысль не давала ему покоя, она росла и крепла, превращаясь в навязчивую идею – он уже давно ловил себя на мысли, что невероятно возбуждается, когда возлюбленная превращается в пленницу и рабу чувственной любви. Подобное проявление своей власти  – не всеподавляющей, угнетающей, а желанной, нравилось ему настолько, что нередко превосходило удовольствие от соития. Перед ним встают на колени, ему целуют руки, лобызают край одежд – не по принуждению, а добровольно, с радостью, ему позволяют себя связать и делать с собой все, что заблагорассудится, даже вкладывают в его руки плеть – но вместо боли получают лишь безумное удовольствие. Навязчивая идея больше и больше занимала Владислава – он ведь не знал, что находился под воздействием чар Роксанны.
И она воплотилась в жизнь.   
На глаза попался шелковый шнур, что поддерживал портьеру. Перехватив ее за запястья, так же, как и в саду, и прижав их к постели, он страстно поцеловал ее в губы, так, что случайно слегка прикусил острым клыком ее кожу. Но на этом он не остановился. Пара мгновений – и он умело, крепко, но в то же время аккуратно привязал ее за руки к изголовью кровати. Конечно, он вряд ли удержал бы ее, если бы она проявила всю свою сверхъестественную силу – но его целью вовсе не было принизить по-настоящему или причинить ей боль. Довольный своей работой, с какой-то немного ехидной улыбкой, он отстранился на пару мгновений – но лишь для того, чтобы разуться и раздеться до конца.
Ощущать себя полностью свободным от одежды было странно, непривычно, но приятно.
Будто не было ничего, что отделяло бы его от нее, никаких преград.
Вновь нависнув над своей «жертвой», он, снял с нее белье, но оставил чулки и корсет, совершенно развратно лизнул ее в шею, коснувшись ее кожи своими клыками, но ничего не повредив, будто играя в свою игру, и низким, бархатистым голосом спросил – все столь же интимно:   
- Мне просто интересно…Каков же Ваш клан?...Я к примеру из Вентру.
Пальцы правой руки скользнули к ее соску, начав его нежно массировать, а левая рука тем временем вновь легла на лоно, но не спешила проникать вглубь, будто дразня. Пару раз пальцы, будто невзначай, оказались рядом с жемчужиной наслаждения, обойдя ее по кругу, но не трогая, оставляя на потом.
Он намеренно уходил от ее ласк, умело заставляя играть роль покорной «жертвы».
Плоть вновь стала отвердевать, ну конечно - вид связанной, почти раздетой женщины  сильно возбудил бы любого нормального мужчину.
Внезапно еще одна шальная идея пришла в его голову – впрочем, терять было уже действительно нечего. Приподнявшись рядом с ней на одном локте, и не прекращая сладостно ласкать ее тело, он негромко произнес с двусмысленной улыбкой на губах, глядя ей в глаза: 
- Давайте поиграем. Если я угадаю с трех попыток Ваш клан, то сделаю с Вами все, что пожелаю – разумеется, не причиняя никакого вреда ни здоровью, ни репутации.
С левого соска его рука медленно переместилась на правый, продолжая его так же нежно ласкать. Впрочем, судя по тому, как отвечало тело Роксанны на подобное, это было похоже на сладостную пытку – именно этого он и хотел достичь.   
Довести до неистовства, заставить умолять о пощаде, покорить, подчинить – хотя бы так. 
Другая же рука скользнула ниже, а пальцы пару раз несильно сжали ее ягодицы, но вновь переместились на лоно, еще больше дразня – но не причиняя ни малейшей боли.
Ласки не прекращались ни на мгновение. В ход пошел и язык, и губы, и кончики клыков.
Солгать в таком состоянии ей было бы сложно, если вообще возможно. 
Жемчужину наслаждений начали ласкать уже гораздо смелее, заставляя ее поневоле шире раздвинуть ноги. 
- Если не угадаю, я освобожу Вас и Вы вольны сделать со мной, что пожелаете, не причиняя вреда здоровью или репутации.
Это была опасная игра – неизвестно, как бы Роксанна повела себя, когда он ее развяжет и предоставит полную свободу действий, что придет ей на ум. Это ощущение возможной опасности заставляло с новой силой струиться кровь по венам. 
Их кровь уже смешалась – пусть и малой толикой, его могли взять на Узы. Но это не просто не пугало его – это заставляло чувства, столь долго спавшие, вновь проснуться. Сочетание опасности со зримым проявлением своей власти – это было превосходно. 
Вожделение пока не преодолело той грани, когда он смог бы вновь овладеть ей, но было к этому весьма близко. Оно балансировало на ней, ждало своего часа. Пара секунд – и вот он уже губами коснулся ее груди, нежно вылизывая соски – медленно и с большим наслаждением. Нехотя оторвавшись, он произнес:
- Итак, начнем. Тореадор?

+1

13

Фиолетовый и темно-синий смешивались на его коже и постепенно блекли под натиском совершенно других эмоций. Темно-алый вновь выходит на первый план, а салатовый становится густого, зеленого оттенка. Кожу мужчины будто окружает тонкая, прозрачная занавесь тех эмоций, которые он испытывает. Они перекатываются и перекликаются друг с другом, танцуют, как могут танцевать языки пламени - но такого, которое не обожжет. Сразу.
Эта призрачная оболочка перекатывающихся страстей явственно говорила о том, что мужчина явно не против продолжить, и вполне возможно, ее ответ более чем удовлетворил его запрос. Более того, он нежно ответил на ее прикосновение, вначале резко перехватив руку, а затем любовно провел по ней пальцами, начиная от запястья и заканчивая ладонью. Наконец он разжал пальцы, которые еще несколько секунд назад смыкались на ее горле, и будто извиняясь, стал осаждать его поцелуями.
Охнув, Роксанна запустила тонкие пальцы в его длинную, густую шевелюру, которая успела высохнуть после дождя. В этот момент она как никогда желала чтобы его клыки вонзились в ее шею, продлевая и увеличивая сладостное удовольствие. Чтобы эти острые, как бритва, зубы расцарапали ее кожу быстро и резко, и он втянул в себя самое сладкое из всех допустимых для бессмертных напитков - ее витэ. Чтобы алая капля крови прокатилась по гладкой, смуглой шее, окрашивая подушку в красный цвет. Как чернила, капающие из кончика пера на желтоватую бумагу и оставляющие за собой дорожку из круглых, расплывающихся следов, так и кровь оставляла бы отметины на постельном белье.
Сама мысль крови, примешивающейся к таким низменным и животным страстям невероятно возбудила Роксанну. Шепот Владислава, раздающийся у самого ее уха лишь добавлял масла в огонь.
Руки девушки легли на плечи мужчины, и длинные, острые ногти впились в его светлую кожу чуть повыше лопаток. Еще не настолько, чтобы расцарапать ее до крови, но настолько, чтобы кожу приятно саднило от точеных ноготков.
Он не оставался в долгу: его пальцы услаждали ее тело с небывалой ловкостью, а поцелуи горячили кровь. И вот он еще больше оживился: перехватив запястья Роксанны, сжал их вместе, занеся над головой. Другой рукой стянул с гардины шнурок, перекрученный на манер жгута, и обмотал его вокруг ее рук. Роксанна с заметным интересом наблюдала за его действиями, впрочем, не волнуясь особо сильно - если от подобных вещей может освободиться человек, то Сородич тем более. Проверено.
"Так вот ты какой, Владислав", - пронеслась в голове ехидная мысль, заставившая Роксанну насмешливо улыбнуться, - "Нравится показывать превосходство? Мой дорогой граф, уж больно ваше поведение напоминает мне один весьма аристократичный клан..."
Мужчина снял наконец с себя остатки одежды, и принялся за нее. Ах, как нежны, и в то же время как нетерпеливы были его руки, освобождающие ее от нижней юбки, от панталон, перчаток! Тем не менее, мужчина оставляет на ней лишь те элементы гардероба, которые явно услаждают его взор. И вот он вновь ласкает ее шею, она ощущает островатую твердость его клыков на своей коже, что почти вызывает у нее победный вздох. Но он медлит.
"Вот в какую игру ты играешь," - догадка была где-то на поверхности, и только сейчас малкавианка смогла ее более подробно разглядеть. Время, проведенное в самых разных плотских утехах порой вкладывает в руки самые разнообразные ключи к любовным предпочтениям. - "Что ж, давай поиграем..."
- Мне просто интересно… Каков же Ваш клан?... Я к примеру из Вентру, - открылся граф, как бы подталкивая ее к ответу. Но вместо этого Роксанна произнесла, вздыхая от наслаждения:
- Да? Вам идет, - будто они говорили не о принадлежности к старинной линии, а о цвете сюртука или форме манжетов.
Ему явно нравилось наблюдать за тем, как близко он подводит ее к вершине блаженства и в то же время знает, когда остановиться, чтобы оно не нахлынуло слишком быстро. Да что там - Роксанна сама нередко любила подобные игры. И именно поэтому она знала, как в них играть, чтобы не наскучить своему партнеру.
Он хотел видеть в ней покорившуюся лань, склонившую голову перед охотником; служанку, испытывающую трепет и благоговение перед своим господином; возможно даже монахиню, не устоявшую перед искушением самого Дьявола...
В действительности все внутри нее вновь возжелало воспарить, поднявшись на пик и нырнуть с головой в самый центр экстаза. Где-то на уровне бедер все пылало, желая ощутить внутри приятную твердость. Но этого не случилось.
Зверь внутри начал подниматься, подавая голос. Он сильно откликался на чувственную страсть малкавианки, готовый ринуться в бой, когда она не могла удовлетворить свои потребности. Так было уже однажды: она впала в Безумие, потому что слишком долго подавляла себя. Зверь тогда рвался наружу, и дальше была тьма. А потом она очнулась в переулке над иссушенным телом какого-то господина. Его изорванная одежда валялась рядом, и Зверь внутри был сыт и доволен.
Это было так давно... и столько было пролито кровавых слез потому, что впервые Роксанна уподобилась тому, кому зарекалась никогда не уподобляться.
Но ведь сейчас все иначе, ведь так? Роксанна усилием воли заставляет притихнуть глас Зверя, и вместо его недовольного рыка теперь она слышит лишь утробное ворчание. Пока.
Да. Давай. Мы поиграем с тобой в игру...
- Давайте поиграем. Если я угадаю с трех попыток Ваш клан, то сделаю с Вами все, что пожелаю – разумеется, не причиняя никакого вреда ни здоровью, ни репутации.
- А взамен? - выдохнула Роксанна, выгибаясь всем телом на ласку Владислава.
- Если не угадаю, я освобожу Вас и Вы вольны сделать со мной, что пожелаете, не причиняя вреда здоровью или репутации.
Вот его пальцы ловко ласкают ее набухшую вишенку, впрочем, не погружаясь в сладостную негу. Но она чувствует, она знает, что он хочет этого так же сильно, как и она. Об этом говорит не только его взгляд, но и то, как сильно упирается ей в талию его отвердевшего естество.
- Почему бы и нет? - промурлыкала Роксанна, как бы отвечая на вопрос. Несмотря на легкие стоны и вздохи всем своим видом девушка показывает, что ей нравится то, что мужчина делает с ней, но она ни в коей мере не намерена ему уступать так быстро. Ведь что может быть лучше, чем непокорная красавица, которую нужно завоевать? Чем мгновенно покорившаяся дева?
Его манящий рот втягивает сосок, потом другой. Связанные руки подергиваются, заставляя шнурок натянуться сильнее - кажется, Роксанна хотела схватить его, но воображаемая веревка помешала. В ход пошло воображение: чтобы ответить на ласку, девушка слегка подалась вперед бедрами, обхватывая тело мужчины ногами. Бессмертная закусила губу, с легким вызовом и насмешкой глядя на мужчину: думал, борьбы не будет вовсе?
- Итак, начнем. Тореадор? - спросил граф, вновь наклоняясь к ней и лаская тело.
Роксанна коротко, немного хрипловато рассмеялась.
- О, не спорю, Розы нередко сожалели о том, что не заполучили меня раньше. Но нет, не Тореадор, - последние слова были сказаны почти шепотом на ушко мужчине, точно так же, как он говорил с ней недавно. Чарующий голос девушки манил, затрагивал какие-то тонкие струны души, тем более тогда, когда он становился таким соблазнительным.
И именно в этот момент Роксанна вновь заставила эмоции юного Вентру вспыхнуть, поднявшись на новый уровень. И почти победно улыбнулась, облизывая губы и обнажая клыки.

+1

14

Неудача только раззадорила Владислава, который не привык ни в чем проигрывать. Еще две попытки. Почти как при игре в рулетку - поставить на зеро тысячу дукатов, то есть все, что есть, и следить за тем, как движется крохотный шарик по кругу, в каком секторе он остановит свое движение. А впрочем, почему бы и нет? Он столько раз рисковал своей жизнью и не-жизнью, что не представлял своего нового бытия без этого чувства. Риск - это таили в себе и война, и власть, и любовь, и охота, почти такие же, как и в той жизни. И была ли вообще эта смерть - или может, небеса не приняли его, а Бог отправил в Ад, на новую войну и новые рубежи? А если так, какая разница, жив он или мертв?
Чувства обострились до предела - он даже не понимал, отчего он ощущает себя, как в лихорадке, отчего на мраморной коже проступили голубоватые вены, отчего на груди тонкой ниткой проступил застаревший шрам, отчего предметы вокруг стали такими удивительно четкими, ощущения и запахи  - резкими, даже немного болезненными. Перед ним была дьяволица в человеческом обличье, которая уже соблазнила его, а теперь желала забрать у него все, что было – нет, он этого не допустит.
Он покорит ее своей воле любой ценой. Он разгадает ее тайну. Иначе зачем все это?
Еще раз прильнув своим губами к ее шее, он стал бережно ласкать ее своим языком, будто та была прекрасным лакомством. И он заметил, что Роксанна совершенно не против Темного Поцелуя, что она сама подается ему навстречу. А затем, когда его губы в очередной раз коснулись ее кожи, резким, секундным движением впился в ее вену, сладко бьющуюся перепуганной пташкой. Божественное витэ, ничем не сравнимое с кровью смертных, напиток, в сто раз лучше любого напитка из жил даже самой прекрасной и юной девушки, услаждало его.
Один глоток. Он счастлив, его переполняет чувственное наслаждение и нега, болезнь отступает на второй план. Второй глоток. Его жилы переполняет новая, бурлящая сила, заставляя немертвое сердце медленно биться, а тело – ожить. Третий глоток. Он почти сыт, не хочется ни убивать, ни охотиться ради пропитания, а только наслаждаться этим удивительным вином и легкостью бытия, жизнью, что перетекает в него. Но дальше было нельзя. Либо Узы, либо вред для здоровья донора. Нехотя он отстранился от места укуса, заботливо вылизав его так, чтобы ранка быстрее затянулась.
Он чувствовал, как сильно она его хочет, как прижимается к нему всем телом, как жаждет ощутить еще раз в себе его плоть, пронзающую тело, дарящую одновременно боль и наслаждение. Что же, если она хочет продлить эту игру – то ей придется играть по его правилам. Впрочем, Роксанну пока вроде все более чем устраивало. Да…Власть над другими должна быть именно такой – приятной, располагающей, желанной, а не отягощающей, всеподавляющей. 
Два пальца скользнули в лоно Роксанны, двигаясь в нем вперед и назад, разжигая и без того неистовый огонь до предела. Третий же палец продолжал заставлять вишенку наслаждений набухнуть и стать крайне чувствительной. Вот уже тело Роксанны само по себе старается нанизаться на его руку – что же, значит, он был близок к успеху.
Другая рука цепко взяла ее снизу под бедра, так, что, возможно, он даже слегка повредил нежное тело, оставив легкие синяки. Но сейчас это вряд ли играло какую-то роль. 
Дразнить чужого Зверя, балансировать на грани – да, это ему определенно нравилось.
Сейчас же он хотел, чтобы Роксанна испытала безумное удовольствие – то, которое хочется перебить болью, от которого хочется кричать и стонать, против своей собственной воли. Он хотел заставить ее просить о том, чтобы ее взяли.
Хотя бы жестами, хотя бы взглядом.
Да, возможно, это дорогого бы ему обошлось, но оно того стоило.
Он нависал над ней, почти касаясь – но не спешил слиться в одно целое. Нет, причиной тому был не страх перед ее Зверем – он хотел полной победы.
Попутно он пытался понять, к какому же клану все-таки принадлежит эта красавица.
Ни Джованни, ни Каппадоцио не подходили – они должны были оставить на ее внешности определенный след. Да, Ласомбра бывали смуглыми, но она отбрасывала тень. Еще две версии, две попытки.   
Резко и внезапно выйдя из нее, он произнес – будто выдохнул в самое ушко:
- Презрение мнения высшего света… Бруха?

+1

15

Их взгляды встретились. Они скрестились, как две шпаги в бою - острые и отточенные множеством битв. Долгий взгляд значил многое, ох, многое - желание, опасность и конечно же, страсть. Роксанна облизала губы, как бы ненароком задев языком свои длинные клыки. Давай же, попробуй, ты ведь тоже хочешь.
И действительно, в какой-то момент мужчина не выдержал натиска нахлынувших эмоций, наклонился к ее шее, принявшись целовать и ласкать ее, пока его руки блуждали по ее телу. О, этот дивный плен, это мягкое и в то же время напористое соприкосновение двух обнаженных тел. Когда стоишь на самом краю, когда твое тело, такое прежде знакомое уже почти не принадлежит тебе. Его охватывает сладкая нега, которая растекается откуда-то изнутри. Это мягкое чувство подталкивает к тому, чтобы желать большего, больше чувств, больше силы, чтобы взлетать на самый пик и заходиться в экстазе.
Внезапно и резко его клыки распарывает ее кожу, вонзаясь глубоко в вену. И это приносит такое безумное наслаждение, что Роксанна подается вперед всем телом, прижимаясь к мужчине. Закатывает глаза, слегка приоткрыв рот с опасно обнаженными клыками. Такое удовольствие сродни тому, что приносят любовные утехи. Оно сильно, как никогда, но оно гораздо сильнее, когда одно перетекает в другое.
Связанные руки напрягаются так сильно, что веревка, казалось бы, трещит и вот-вот лопнет. Острые ногти впиваются в ладони и в ноздри ударят резкий запах крови. Казалось бы он повсюду: наверное, если зажечь свечу, то можно заметить, что на кровати тут и там растекаются капли крови, впитываясь в простыни. Но зачем портить столь прекрасный момент огоньками света? Это одно из истинного очарования ходящих в ночи - тьма, которая мягко окутывает, скрывая недостатки и увеличивая достоинства. Хотя можно ли назвать наличие крови недостатком? И да, и нет. Все зависит от того, как на это посмотреть.
Он не остановился и продолжил свою сладкую пытку пальцами. Роксанна видела, какое упоение приносит видение своей власти над кем-то другим Вентру. И он был не единственным среди своих собратьев по клану, кто любил подобные вещи. Да что там - многие Сородичи имели определенное пристрастие ко власти. Она опьяняет, ослепляет, тешит тщеславие и гордыню. Развращает. Но почему бы и нет?
Роксанна улыбнулась, прикрыв на миг глаза. Будь она человеком, на ее коже давно выступили бы бисеринки пота, но увы, этой привилегии она была лишена уже давным-давно. Увы или к счастью.
Владислав слегка навис над ней, продолжала мучать и дарить наслаждение. Девушка вновь подалась вперед, на сей раз впиваясь поцелуем в губы мужчины. Пока его клыки были так же обнажены, как и у нее, Роксанна воспользовалась этой возможностью, как еще одним способом продлить упоение страстью у них обоих. Их языки танцевали друг с другом, и Роксанна провела своим по клыкам мужчины, лаская то один, то второй. В какой-то момент она улыбнулась в поцелуе, и когда они оторвались друг от друга, мужчина вытащил пальцы. Это был подлый прием, но в постели они все хороши. Однако Роксанна ощутила не только муку, но и в какой-то мере даже раздражение. Должно быть, что-то отразилось на ее лице, отчего Владислав сделал новое предположение о ее клане, приправив его мнением о ее взаимодействии с обществом:
- Презрение мнения высшего света… Бруха?
Брови Роксанны взлетели вверх, будто в удивлении.
- И как вы угадали, граф? Неужели моя одежда так и кричала об этом? - кажется, Владислав был удивлен не меньше, отчего Роксанна расхохоталась, почти что попирая это шокированное выражение лица своей реакцией.
- Представители клана, не спорю, восхищались моим эпатажем и неоднократно радушно встречали меня. Но тем не менее, вы не угадали. Осталась одна попытка, - напомнила Роксанна, изящно изогнувшись.

+1

16

Подчиняя другого, ты должен, прежде всего, научиться подчинять себя своей воле. Но в состоянии сильного возбуждения сложно что-то контролировать. Чувства словно взбесились, заставив весь мир отступить на второй план перед воплощенными понятиями «похоть» и «обладание». Зверь, которого так долго держали в клетке, на цепи, получил свободу, явно на короткое время, и спешил насытиться этим чувством, как только что он насытился чужим витэ. Да, возможно завтра он попытается это забыть, будет упрекать себя в беспечности. Да, завтра ему будет стыдно за эту свободу, похожую больше на распущенность и вседозволенность. Но не сейчас.
Владислав, услышав слова Роксанны, криво ухмыльнулся, и неверное, едва заметное пламя далеких свечей очертило белоснежный, слегка искривленный клык над запачканной кровью губой. Недавние поцелуи все еще горели жарким огнем.
Над ним смеялись. Это слегка задевало самолюбие, и в то же время заставляло желать одержать верх, во что бы то ни стало. 
Он смотрел в изумруды глаз Роксанны не мигая, так, будто желал, чтобы его черная бездна, в которой танцевали багровые искры, поглотила ее разум, подчинила ее его воле – но не с помощью даров Каина, а лишь с помощью его собственных сил разума и духа.
Она сходила с ума от наслаждения, которое он дарил ей, подаваясь навстречу его движениям, нетерпеливо и трепетно. Он видел это, чувствовал это, как она жаждала слиться с ним в одно целое. Видел, чувствовал – но не спешил утолить ее страсть, хотя и сам, не меньше Роксанны, жаждал слиться с ней в одно целое, раз за разом.
Потому что должен был прежде понять разгадку. Не сколько для того, чтобы потом горько не сожалеть о последствиях этой ночи – сколько для того, чтобы убедиться в ней и себе, в том, что не ошибся и не предал никого по незнанию и неосторожности. 
Прекратив ненадолго терзать ее тело и отведя взгляд вниз, он, переместив руки на ее бедра, мягко поцеловал обнаженную грудь. Ее кожа была на удивление нежной, как лепестки сотен роз. Коснувшись языком ее соска, он отстранился.
Страсть, подобно приливным волнам перед цунами, отступила - чтобы с новой силой захватить их обоих в объятья своих жарких, удушливых волн.     
Одна попытка. Победить или проиграть – и полная неизвестность, что же будет в следующее мгновение. Шансы на победу или поражение были равны.
«Интересно, я проиграю, надо мной будут издеваться? Возможно. Скорее всего. А почему бы нет? Победитель всегда прав, потому что он устанавливает правила. Будет так, как решит случай. А я помогу свершиться этому выбору, каким бы он ни был. »
Он рисковал, пытаясь наугад взять то, что не знал точно, и о чем мог лишь догадываться.
Лишь косвенные подсказки. Не Тореадор. Не Бруха. Не из Саббата. Не из Джованни. 
Он попытался прислушаться к своему давно приглушенному чутью, хоть это и было сложно, точнее, почти невозможно. Чужие мысли были для него закрыты, чужие чувства различались лишь слабыми отголосками. 
Когда логика отказывалась работать, на помощь приходили ассоциации.
Что она напоминала ему? Безумно пьянящее вино. Чувства были столь резкими и странными, будто он находился либо в состоянии болезни, либо в состоянии сильного подпития, при жизни. Как она вела себя? Свободно – и немного странно. Изюминка – или безуминка?
«Ну же, соображай!» - так и хотел он громко сказать самому себе, отрезвить, когда похоть и жажда обладания в его разуме вновь грозила закрыть собой все.
Внезапно мелькнула смутная догадка. Одно и то же ощущение повторялось с завидным постоянством. Правда, с такой же вероятностью он мог и заблуждаться. 
Нет, он с легкостью шагнет в эту бездну и не будет ни о чем сожалеть, чего бы ни стоило ему это удовольствие. Риск все же благородное дело. 
- Разбитое зеркало, безумие и шепот луны. Клан Малкавиан... - почти выдохнул он, хотя ему не нужно было дышать. 
Время остановилось. Не было слышно звуков на улице, не было слышно чужих голосов.
Существовали только Он, Она и ее ответ.
Он уже не улыбался. Лишь, слегка сощурив глаза, напряженно вглядывался в лицо Роксанны – плененной, но даже не думавшей сдаваться.

+1

17

Все вокруг, казалось бы, замерло в какое-то мгновение. Двое бессмертных буквально пожирали друг друга глазами, вглядываясь в ужасающую глубину прошедших дней, месяцев, лет, столетий. Они столкнулись так, как могут схватиться в сражении лишь равные друг другу. Львы, за право главенствовать в прайде; волки, боровшиеся за выживание; тигры-соперники за самку. Только так, как могут столкнуться хищники. Один будто старался задавить другого силой собственного духа, сломить второго, подчинить своей воле.
Но это все было неважно. Потому что заглянув в бездну его глаз, Роксанна провалилась, перейдя за грань. Или просто грань сдвинулась, вцепившись в ее плечи и рванув на себя.
Улыбка так и застыла на лице девушки, а глаза остались прищурены, отчего само выражение казалось слегка лисьим, плутовским. Маска, за которой скрывались истинные эмоции.
Сейчас это уже была не комната, наполненная полу мраком, разгоняемым лишь несколькими свечами, почти прогоревшими. Роксанна смотрела вниз, с вершины обрыва на битву, разгорающуюся в самом низу. Она была воистину ужасающей: то тут, то там рвались в агонии схватки бесформенные фигуры, лишь отдаленно напоминающие человеческие. У них было множество рук, глаза на бритых затылках, спине, плечах. От локтей вырастали когти, так немыслимо и неправильно. Так не по-человечески. Кости в телах были явно деформированы, да что там - казалось, что у подобных фигур не одно тело, а сразу несколько. У кого-то было по две головы, кто-то больше был зверем, чем человеком, покрытым шерстью. Повсюду кровь и гниющие останки некогда бессмертной плоти.
Какой-то мужчина в полном боевом облачении хватает за горло высокую фигуру, совершенно белую и обнаженную. Приподнимает над землей, готовясь совершить смертельный удар, но фигура заходится хрипловатым смехом, и ее тело трансформируется буквально на глазах. Вырастают щупальца, и резко отталкивают мужчину в доспехе в сторону. Едва его тело касается земли, как на него набрасывается несколько тварей страшного облика и разрывают на куски.
Роксанна видит, что победа явно на стороне этих чудовищных созданий. Внезапно приходит понимание, кто они такие, но разве это может что-то изменить?
Финалом служит появление на поле боя существо огромных размеров, похожее на гигантскую ящерицу с блестящей чешуей, отливающей бордовым цветом. Оно раскрывает свою безобразную пасть и выдыхает пламя на каждого противника, встречающегося ей на пути.
Возвращение в настоящее кажется таким же резким, как и тогда, когда Роксанна из него пропала. Владислав уже не смотрит ей в глаза, но ласкает ее тело, вновь пробуждая жаркие чувства. Его рот жадно блуждает по ее полным грудям, слегка посасывает розовато-коричневые соски, в то время как руки гладят нежные бедра. Сам того не понимая, мужчина возвращает ее, вырывая из цепких объятий ужаса. Он вновь порождает в ней возбуждение неведомой силы, заставляя желать его сильнее. Бессмертная кусает губы так, что разрывает тонкую плоть клыками. Алая кровь струится по подбородку, и Роксанна тотчас же непроизвольно зализывает рану.
Но Владислав вновь мучает ее, останавливаясь. Задумывается над чем-то. И выдает догадку:
- Разбитое зеркало, безумие и шепот луны. Клан Малкавиан...
А ведь она могла солгать ему. Прямо сейчас, что ей это стоило? Посмеяться над ним снова, обмануть его ожидания. Смотреть на то, как недоверие искажает его прекрасное лицо. Наслаждаться тем, как он будет выполнять ее волю, вместо того, чтобы она выполняла его.
Но нужна ли ей такая победа сейчас? И чего она будет стоить?
Everything comes with a price.
Слышится легкий хруст: Владислав даже не успевает отреагировать. Шнурок, разорвавшись под натиском силы, слетает с тонких запястий девушки. Кровь бежит по венам скорее, заставляя тело реагировать еще быстрее, чем может реагировать человек. Стремительные движения бессмертной - и она уже оседлала мужчину. Развела его руки в стороны, прижав их к постели, покрытой алыми пятнами. Теперь он беспомощен точно так же, как и она буквально минуту назад.
Движение, казавшееся агрессивным выпадом в сторону Вентру смазывается следующим. Роксанна прижимается щекой к щеке Владислава и нежно трется о нее. Опасная и безумная женщина. Страшное сочетание в теле бессмертной. Но делает ли она еще что-то, что заставило бы ее любовника ответить силой на движение, казавшееся враждебным?
Нет. Ее игра продолжается, потому что она шепчет:
- Da, - слово, сказанное на родном языке Владислава ласкает слух. Пожалуй, это одно из тех слов, которые Роксанна запомнила за несколько ночей своего пребывания в Бухаресте. Но не это ли слово вызывает трепет у многих мужчин, который жаждут его услышать?
Она отпускает его руки, мягко откидывается назад. Смотрит на мужчину из-под полу опущенных ресниц, в то время как ее пальцы ласкают полную грудь, поднимаясь выше и гладят тонкую шею, зарываются в волосы. Девушка приподнимает густые, темные пряди, изгибается. Еще немного, и она сама возьмет то, что хочет. Но она вновь медлит.
Промедление смерти подобно.
Роксанна дотрагивается до груди Владислава, целует его губы, двигается на нем сверху, извивается, прижимаясь к его восставшему достоинству. Ее гибкое стройное тело манит и завораживает. Она то неутомимая вакханка, то хитрая змея, изгибающаяся в разные стороны. Львица, суккуба - существо порочное, но необычно прекрасное и жаждущее наслаждений.
Бессмертная вновь отрывается от мужчины, и поводит плечиком, исподлобья глядя на румына.
- Итак... чего же вы желаете... Мой господин?

+1

18

Владислав был уверен, что проиграл. Шаг в бездну казался вечностью. Одно дело - быть хозяином положения, и совсем другое - подчиняться чьей-то воле, быть зависимым от кого-то, быть в чужой власти. От этого состояния он не ожидал ничего хорошего. Одно дело - балансировать на грани, другое - сорваться с нее в бездонную пропасть. Он понял, что испытывает самый настоящий страх, более того - ужас, когда ощутил, что шнур больше не сдерживал руки Роксанны, оказался разорван, а его во мгновение ока прижали к кровати. Сложно было сконцентрироваться, чтобы освободить силу Каина, заключенную в крови. Он резко отвернулся от лица Роксанны, мысленно готовясь к тому, что сейчас его шею пронзят клыки, а сам он уже не встретит следующую ночь. Однако тело, не подчиняясь его наполовину парализованной страхом воле, готовилось к тому, чтобы одним резким движением сбросить с себя вампиреллу при первой же удобной возможности. Сбросить прочь, подмять под себя, а потом спокойно заглянуть к ней в глаза и парализовать Доминированием. 
"Как глупо..." - пронеслась шальная мысль в его голове.
Он был словно натянутая струна, когда совершенно неожиданно для него Роксанна нежно потерлась о него своей щекой.
- Да... - звучит ее шепот, и он недоверчиво поднимает голову с подушки и смотрит в ее сторону. Страх сменяется сначала легким раздражением и злостью, а затем - прежним любовным томлением и интересом. Напряжение в ожидании неведомой угрозы меняется на предвкушение нового поворота этой странной истории.
Она снова соблазняет его, скользя и извиваясь, будто змея. Еще никогда ему так сильно не нравилось то, что женщина оказалась сверху - обычно его это раздражало, поскольку заставляло чувствовать себя беспомощным, беззащитным. Как правило, он сам был сверху. 
Как завороженный, смотрел он на этот чарующий безмолвный танец, когда она покачивала полными грудями и скользила своими бедрами по его обнаженной коже.
А затем зазвучала и музыка.
- Итак... чего же вы желаете... Мой господин?
Хрипловатым голосом, в котором не осталось и тени прежних переживаний, с довольной, немного кривой усмешкой он произнес:
- Я желаю, сударыня, чтобы следующий час беспрекословно исполнялись мои приказы. Любые. А затем...я желаю, чтобы мне на память об этой ночи досталось что-нибудь...что помогло бы нам встретиться еще раз.
Улыбка стала еще более торжествующей. В голосе зазвучал металл  - еще бы, подчинять своей воле было невыразимо-сладко:
- Итак, время пошло. Сойдите с меня. Так, хорошо.
Дождавшись, когда Роксанна слезет с него, он отодвинулся в сторону, и прикрыл  а затем с той же интонацией, в которой причудливо смешивались командные нотки и скрытое вожделение, произнес:
- Теперь встаньте на колени, да, прямо на нашем ложе, а затем на четвереньки. Прогнитесь назад. Ноги чуть шире. Отлично.
Пару мгновений он наслаждался этим зрелищем – а затем переместился так, чтобы быть позади Роксанны. Вид сзади был еще более соблазнительным,  чем все то, что он уже видел. Ее стан был похож на виолончель, а то, что было ниже, напоминало самый настоящий греховный плод, которым больше всего хотелось сразу же завладеть, не думая ни о чем, ни о каких последствиях. Медлить уже не было ни желания, ни времени – и он, крепко обхватив ее талию, пронзил жаждущее нового соития лоно своим естеством, резким нетерпеливым движением. Он подчинял – ему подчинялись.
Он был самцом, овладевающим самкой. Повелителем, овладевающим наложницей. Демоном, овладевающим монахиней.
Движения были сначала плавными и неторопливыми, а затем сильными и размашистыми. Удовольствие снова подкатывало к горлу, будто сладкая волна, заполняющая весь разум.
Пальцы все сильнее и сильнее впивались в нежную кожу, а затем резко переместились выше, к полным грудям, которые он стал нетерпеливо мять.
Негромкие звуки ударов, их тела, сплетенные воедино, трепетавшие огоньки – все смешалось между собою.   
Наслаждение все росло и росло, хотя, казалось бы, что далее ему нарастать уже невозможно. И где-то в глубине его естества начала рождаться острая, болезненная от невыразимого наслаждения вспышка, которая стремилась вырваться наружу, прочь из бренного тела, каким-то чудом сохранившего остатки жизни.
Сначала она была подобна крохотному лучу, который разгорался все сильнее и сильнее.
Затем она внезапно высвободилась, заставив с новой, невиданной силой заиграть кровь в жилах.
Не выдержав этих ощущений, Владислав глухо и утробно зарычал, извергаясь в тело Роксанны, которое последним порывом нанизал на себя до конца – а затем медленно вышел, почти что обессиленный, но довольный своей победой.
Рухнув на смятые простыни, он произнес довольным тоном:
- Ложитесь рядом со мной.

+1

19

Кто бы мог подумать, что в постели может быть почти как на войне? Когда двое бессмертных будто сражаются за первенство, за возможность управлять и властвовать. Война сужается до битвы двух, и это сражение плавно перетекает танец. Не зря порой некоторые называют бой на мечах искусством. Есть в этом что-то такое, когда двое управляют своими телами так, как никто другой, когда видно как мускулы напрягаются, в глазах горит огонь и желание победить. Поставить на колени, и порой даже заставить умолять о пощаде.
И любовное соитие под покровом тьмы казалось чем-то подобным. Роксанна успела уловить страх, мелькнувший на лице Владислава перед тем, как она вновь зажгла в нем страсть. Она не обещала ему легкой победы. Черт. Да она вообще не любила давать обещания.
Ее голова чуть повернута в сторону, пока руки гладят смуглое тело. Она смотрит искоса на то, как четкая линия губ графа изгибается. Он усмехается после ее слов; видно, что они приносят ему удовольствие, которое перекрывает страх.
- Я желаю, сударыня, чтобы следующий час беспрекословно исполнялись мои приказы. Любые. А затем... я желаю, чтобы мне на память об этой ночи досталось что-нибудь... что помогло бы нам встретиться еще раз.
На сей раз улыбается она, но не говорит ни слова, лишь медленно кивает. Он совершенно не знает, чего просит. Судьба иной раз подкидывала бессмертным такие вещи, отчего желания, высказанные прежде, становились совершенно невыносимыми.
И вот граф отдает новый приказ тоном, не терпящим неповиновения. Девушка приподнимает бровь в совершенно издевательской манере, всем своим видом выражая одну лишь фразу: "ТЫ? Отдаешь приказ МНЕ?". Она едва не смеется, но так нельзя. Они ведь договорились. И ни одному мужчине на свете не понравится, когда во время интимной близости женщина, которой он стремится овладеть начнет над ним хохотать. Другое дело - эти мимолетные жесты, взгляды, улыбки, которые могут неимоверно раздражать, и от того мужчина будет злиться, распаляясь, и пытаться стереть их, покорив женщину.
Роксанна плавно перемещается на пол, а затем вновь на кровать. Она, казалось бы, внимает каждому его слову. Становится на колени, поворачиваясь к нему спиной. Разводит ноги в стороны для того, чтобы принять мужчину в свое лоно. В голову лезут непрошеные мысли о том, что вот как он любит. И это ощущается в каждом его движении, прикосновении, слове. На какое-то мимолетное мгновение мужчина замирает сзади, кладет большие ладони ей на талию и одним мощным и даже несколько грубым движением входит в нее. Так неожиданно и резко, что Роксанна вскрикивает. Но это не крик боли. Ей явно доставляет удовольствие все, что он делает. Его теплые ладони ласкают кожу, а крепкий и длинный стержень таранит вместилище наслаждения. Бессмертная сжимается, заставляя мышцы сокращаться сильнее, и тем самым приближая мужчину и себя к финалу.
Она ощущает то, какую отраду ему приносит эта власть. Но улыбку вызывает совсем не это. А то, что граф, получивший мнимое господство на самом деле оказался в серьезной зависимости и даже не понял этого. Роксанна затащила его в постель и заставила делать все то, что хочет она, иначе бы она здесь надолго не задержалась. Все это было просчитанной и воплощенной в реальность фантазией безумного разума. Она игралась с ним, даря ему возможность чувствовать себя могучим властелином. А взамен брала то, что хотела. Впрочем, так ли это плохо, если устраивает обоих?
Роксанна приглушенно вздохнула, когда Владислав в очередной раз резко ворвался в нее. Ее тело едва не дрожало от восторга; тонкие пальцы сжимали, сминали простыни, а клыки вновь выдвинулись, словно глася о ее нарастающем возбуждении. В какой-то момент оно стало таким невыносимым, и перед глазами все вспыхнуло, а затем померкло. Роксанна громко застонала, едва не крича. Острые ногти прорвали белую ткань на кровати, но это было уже неважно. Владислав изливался в нее горячим потоком, отчего ее чрево почти развратно захлюпало.
Мужчина задержался в ней ровно настолько, чтобы это оставалось приятно имя обоим, а затем плюхнулся на простыни в изнеможении. Хотя какое может быть изнеможение у бессмертного?
- Ложитесь рядом со мной, - произнес он, но Роксанна его не слушала. Продолжая стоять на коленях, девушка наконец выпрямилась. Смуглая рука легла между ног, собирая пальцами холодеющую влагу. Владислав мог видеть, как Роксанна подносит к лицу окровавленные пальцы в смешавшемся между собой витэ, и медленным, выверенным движением слизывает с них кровь. Затем, чуть прикрыв глаза несколько бесстыже улыбается ему и ложится рядом.

+1

20

Роксанна...Живое воплощение греха, сладкого искушения, сладострастия, соблазна. Она была невыразимо прекрасна в своей кошачьей грации, в своем желании дарить наслаждение чужим взорам одними своими томными движениями, которые плавно перетекали друг в друга. Да, где-то в самой глубине ее глаз он все еще видел нечто потустороннее, нечто пугающее, необъяснимое, давно шагнувшее за грань обыденной жизни - но теперь, когда тайна была разгадана, этот взгляд более не нес прежней смертоносной угрозы. Напротив - было невыразимо приятно осознавать, что такая же, как и он сам, хищница, вампирелла, ночная охотница была рядом с ним. Наслаждалась их близостью, превратившись из кровожадной тигрицы в милую уютную кошечку. Он сумел пройти по краю лезвия и подарить себе немного счастья, самого настоящего, пусть и скоротечного. Еще неизвестно, когда Судьба снова позволит еще такой же подарок для него. Ночь близилась к концу, он впервые в не-жизни пренебрег указаниями Сира, своего Повелителя и чувствовал себя так, как чувствуют студенты, прогуливающие важную лекцию, но ничуть не сожалеющие об этом. В конце концов, переговорить с нужными персонами можно было и завтрашней ночью. А то, что кому-то что-то не понравилось. И что с того? Он же свободен от Уз и не принадлежит никоим образом своему Сиру, Виктору. Да, он бесконечно уважал его и преклонялся перед мудростью своего Повелителя, но у его власти над ним были свои границы, которые Виктор никогда не переступал без особой нужды.   
И этими границами было то, что впоследствии люди будут называть "личной жизнью".
Свобода - видимая, зримая, осязаемая, пьянила не меньше, чем недавние ласки Роксанны и ее сладкое тело.
Владислав улыбался. Спокойно, абсолютно отстраненно, он, приобняв Роксанну, смотрел в полог их кровати. Нет, это не было усталостью. Он насытился не только ее кровью и плотью - он будто снова ожил. Значит, счастье жизни было скрыто совсем не в количестве заработанных денег, не в количестве убитых врагов, не в вершинах власти над какими-то землями или какими-то людьми, а в самой обычной любви и свободе? Или это всего лишь очередное заблуждение, и невозможно жить для того, чтобы есть?
"Действительно. В любой не-жизни должна быть Цель, Великая Цель, которую нужно искать. Это верно. Пусть для моего Сира это Власть с большой буквы, Власть как путеводная звезда, Власть достойных как высшее благо. Для меня же Цель, как он считает - защита смертных и уничтожение Зла...Но что если мой Повелитель заблуждается, не видя всего - и Власть без Любви ничто, а я призван это доказать?"
Не уничтоженная и не сожженная твердыня была перед ним - но город, который сам сдался на милость благородного победителя, даже не сдался - выбрал лучшего из лучших. Владислав был более чем уверен, что у такой женщины, как Роксанна, было много поклонников, куда более успешных и сильных, чем он сам. Но она выбрала именно его. Покорилась именно ему. Осталась именно с ним, и совершенно не хочет никуда уходить.
С невыразимой нежностью он посмотрел на Роксанну, лежащую рядом с ним. Внезапно он остро ощутил, какая огромная пропасть пролегает между ними. Вентру - и малкавианка. Их союз не признает никто. Пара часов - и им обоим нужно будет искать укрытие от света, а потом, следующей ночью она просто уйдет, растворившись в лабиринтах темных улиц. Ощутив дыхание близкой разлуки, он даже отвернулся на какой-то момент, чтобы Роксанна не заметила его печали. Странное дело - он не смущался своей наготы, а смущался того,что она заметит его слабость. Но предчувствие было недолгим, и он, повернувшись к ней, снова заглянул в колдовские изумруды ее глаз.
- Скажите честно. Вы были счастливы?  - с невыразимой нежностью в голосе произнес он почти одними губами, тихо, почти шепотом. Пальцами он осторожно погладил ее волосы, будто не хотел, чтобы эта прекрасная иллюзия внезапно разрушилась.

+1

21

Бывали ночи, когда после жарких утех, после мгновений, когда мир вокруг меркнет, грозясь вот-вот исчезнуть она уходила. Оставляла после себя тонкий аромат парфюма на подушке и приятные воспоминания о прекрасно проведенном времени. Иногда они посещали ее любовников и любовниц спонтанно и неожиданно, принося пряный и томный запах женщины. Иногда... иногда воспоминания были больно, и ее образ становился пугающим, запах - навязчивым, а ощущения почти болезненными. Надо ли говорить, что те, с кем это бывало медленно и неотвратимо сходили с ума?
И вот это бессмертное воплощение порока, создание прекрасное и столь же опасное возлежало на измятых простынях, обнимаемая другим бессмертным, чье лицо с каждым мгновением меняло свое выражение. Роксанна уже давно училась читать по чужим лицам, обращать внимание на изменения в мимике и жестах. Это получалось не всегда, и тогда на помощь приходили способности ее клана. Но сейчас они были ни к чему. Представители такого влиятельного и сильного клана, как Вентру часто возвращались своими мыслями к серьезным делам. От того их лица, даже после любовных ласк зачастую возвращались к своим маскам, приобретая задумчивое и почти суровое выражение. Людей отвлечь было проще.
Но вот Владислав вдруг обнимает ее, мягко прикасается к ее смуглой коже - такой приятный контраст рядом с его белой, пусть и не слишком бледной кожей. Роксанна кладет свою узкую ладонь к нему на грудь. Тонкие пальцы зарываются в черные, жесткие завитки его волос, ласково поглаживают чуть вздымающуюся (видимо, по старой привычке) грудь. Мужчина поворачивает к ней свое почти строгое, гротескное лицо, и оно меняется в выражении. Становится теплым и нежным, едва ли не проникновенным. Бессмертная смотрит со своей неизменной, лукавой улыбкой прямо на него, как мужчина вдруг отворачивается. Она в последний момент успевает поймать печаль в его темных, почти черных глазах. Природа грусти от близящегося расставания такова, что увидев его однажды, запомнишь на всю оставшуюся жизнь. А уж если тебе дано прожить больше чем одну жизнь, то...
Память бывает мучительной. Она приносит больше боли, чем можно вынести.
Роксанна редко видела это выражение на лицах своих любовников. Зачастую они даже и не предполагали, что она может когда-либо оставить их. Да что там - каждый искренне считал, что после восхитительной ночи может быть что-то большее. Даже некоторые Собратья попадались в сети собственных заблуждений. Но на этот взгляд... Он отнес Роксанну еще дальше, во времена своей смертной жизни. Что-то шевельнулось внутри, что-то, чему надлежало остаться в прошлом. Покрыться пылью, по которой больше не пройдутся ничьи руки, оставив отпечатки свежих прикосновений. Оно екнуло, напомнив, что пустота иллюзорна. Что она заполнена, как ни притворяйся в обратном. Обман ничего не решает.
Жак. Некогда ее возлюбленный Жак смотрел на нее вот таким вот взглядом. Он сжимал ее в своих объятиях, предполагая скорое расставание. Этот полный боли и печали взгляд ножом резал по сердцу, по тогда юному и смертному сердцу. Что ей это сделает сейчас?
Титаническим усилием воли Роксанна подавила в себе мелькнувшие эмоции, дабы они не придавили ее тяжелым грузом. Чтобы кровавые слезы не застилали ее глаза, и лишь улыбка продолжала держаться на ее устах.
Разбитое зеркало, - услышала она чужой голос в голове. И хохот, хохот, будто отражающийся в тысяче осколков. Он раздавался в одном, перебегал ко второму, появлялся в третьем - и так до тех пор, пока не зазвенели все.
Улыбка превращалась в жуткую гримасу, и Роксанна не сразу услышала голос Владислава, перекрывшего отзвуки смеха:
- Скажите честно. Вы были счастливы?
Когда-то давно.
Но слова застряли у нее в горле, и Роксанна не сразу сообразила, что Владислав имеет ввиду ночь, проведенную вместе с ним. Девушка приподнялась на локтях и вместо ответа провела пальчиком по его четко очерченному профилю, пройдясь ото лба, к носу, а затем и дошла до подбородка. Девушка наклонилась, и подарила мужчине глубокий, проникновенный поцелуй.
Через несколько мгновений она поднялась, бросив взгляд в окно. Судя по положению луны ей пора было уходить. Давно пора.
Чулки, кружевные панталоны, нижняя юбка, корсет, верхняя юбка - девушка одевалась медленно и неспешно. Поставила то одну ножку на кровать, то другую, изящно натянула прозрачную ткань, бросив плутоватый взгляд на Владислава. Сейчас она сочетала в себе определенные черты обоих полов - женственную притягательность и в то же время она уходила, подобно мужчине.
Когда с гардеробом было покончено, Роксанна не стала надевать туфли на ноги, лишь взяла их в одну руку. Мягко ступая по гладкому полу, девушка достигла наконец двери, и обернулась, будто задумавшись. Она припомнила, что ставкой служило еще одно: Владислав хотел что-то, что могло бы послужить залогом их новой встречи.
Что ж... он сам этого хотел.
Распахнув дверь, бессмертная задержалась на пороге. Ее силуэт на фоне яркого света стал темным, но не утратил своего прежнего изящества.
- Великий дракон распахнет свою пасть и низвергнет пламя на своих врагов. И будут их мучения ужасными, а сражение чудовищным. Берегитесь, Владислав, - только и произнесла Роксанна, закрывая за собой дверь.

Отредактировано Roxanne Romayne (2014-04-26 17:51:10)

+1

22

Они лежали вместе – и в то же время были за тысячи миль друг от друга. Владислав почувствовал холод, причем так, как чувствовал его некогда живым. Вместо тепла и бесконечной нежности была лишь пустота. Он гнался за своим счастьем, бывшим смыслом его жизни, долго, очень долго, настиг его – а оно растворилось в воздухе, прямо в его руках, без остатка, как мираж, как призрак. Какая-то часть его не хотела смириться с тем, что все – то, что было произойти, уже произошло, чуда не свершилось, и яркое пламя должно навсегда погаснуть, не успев обрести силу. А какая-то часть, напротив, твердо знала, что эта ночь не следует ни из чего и исчезнет в никуда, и спокойно, равнодушно смотрела на все это. 
Любовь умирала, не успев родиться. Он не верил в это – но это было так, ибо не могло быть иначе.
Ему не ответили - это было предсказуемо. Она лишь поцеловала его – скорее всего, в последний раз.
Он молча наблюдал за тем, как Роксанна одевается. Женский гардероб был столь сложен, столь неудобен, платья были столь громоздки, он бы ни за что не согласился так издеваться над собой ради какой-то там красоты. В какой-то момент он даже хотел помочь ей с одеждой, но затем передумал.
Она прекрасно справлялась сама. 
Вместо этого он оделся сам, и, сидя на кровати, которая была смята и истерзана, смотрел, как она уходит.
«Подожди! Я не хочу тебя терять! Нам же было хорошо! Я буду ждать тебя месяц, год, десять лет, неважно!», - чуть было не произнес он, перейдя на «ты», забыв о гордости и приличиях. Но слова так и не сорвались с его губ, она опередила его.
- Великий Дракон распахнет свою пасть и низвергнет пламя на своих врагов. И будут их мучения ужасными, а сражение чудовищным. Берегитесь, Владислав, - произнесла Роксанна. Злое пророчество, будто приговор, повисло в воздухе.
«Нет!!!» - чуть не вырвалось у него из груди, но он снова сдержал себя. Он был Вентру - а Вентру должны властвовать прежде всего над собой, иначе как они будут управлять другими? Нужно уметь хранить гордый, отсутствующий вид.
И когда закрылась дверь, он просто опустил голову, закрыв лицо руками. Будь он живым - тяжело вздохнул бы.
Добруджа. Он должен был отправиться в гарнизон. Дракон – знак цимисхов. Предсказание было недвусмысленным. Ему стало жутко, страх сковал его льдом и заглянул в самую душу, будто бешеный зверь.
«Я…не могу предать своего слова, предать своего Сира. Значит…»
Догадка висела в воздухе, билась в стекло пойманной птицей, но он был бессилен перед надвигающимся роком. «За любое счастье нужно платить…» - эта мысль, будто приговор, не давала ему покоя. Час назад он был абсолютно счастлив. Теперь же одинок, и терзаем предчувствием близкой смерти. Последней Смерти. Впрочем, это было всего лишь слова. Еще ничего не свершилось. Еще можно было противостоять злому року. А платить щедрым жестом он уже умел, даже если приходилось отдавать последнее. "Выше голову. Ровнее спину. Все. Будет. Хорошо."
Внезапно его взгляд упал на белый кружевной платок, что обронила Роксанна.
Он бережно поднял его и положил в карман. Маленький предмет из ткани как повод вернуть – или вернуться. Лучше, чем ничего.
Владислав встал и открыл дверь.
- Роксанна, Вы… - произнес он, но коридор был пуст. Он спешно спустился вниз, расспросил портье, но никто не видел, как обольстительная красавица исчезла из гостиницы. Нет, это было напрасно, она давно ушла, и вряд ли вернется. Он знал. Эта дверь была для него закрыта – видимо, навсегда, и, возвращаясь к ней, он должен был помнить, что нельзя войти дважды в одну и ту же реку. Они испили чашу наслаждения до дна. Все закончилось – нужно было одним четким движением оборвать эту связь. Одним уверенным движением, ни капли не сожаления ни о чем.
Он вышел на улицу. Гасли фонари, небо стало темно-синим, а на востоке заалело красное марево. Луна клонилась к горизонту. Скоро должен был наступить рассвет.
В холодном предутреннем воздухе стыли звуки. Где-то далеко раздавался цокот копыт, и звенела одинокая скрипка. Владислав направился прочь, туда, где можно было легко укрыться от смертоносных лучей дневного светила.
Не было времени на печаль, не было времени на сожаления. Он нашел в себе силы улыбнуться. Все же он взял свое, а что должно было случиться завтра – случится завтра.
Не сегодня.

0


Вы здесь » the Final Nights » Завершённые отыгрыши » Show me your teeth


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно